Мелюзга может разбегаться, но вы — крупная рыба — не смеете. Этот корабль не потонет, пока вы останетесь на нем. Но если вы вздумаете его покинуть, вы наверняка потонете раньше, чем доберетесь до берега. Это обложение должно пройти.
Крупные оптовые склады, поставщики его отелей и прочая публика, постоянно требовавшая уплаты, должны были пережить жаркие полчасика. Он призвал их в свою контору и продемонстрировал последний образчик того, что можно и чего нельзя.
— Клянусь небом, вам придется меня поддержать! — сказал он им. — Если вы думаете, что это приятная салонная игра в вист и вы можете подняться и уйти домой, когда вам вздумается, то вы чертовски ошибаетесь. Слушайте, Уоткинс, пять минут назад вы заявили, что больше выдержать не можете. Теперь позвольте сказать вам несколько слов. Вы выдержите. И будете поставлять мне провиант и брать мои бумаги, пока не минуют тяжелые времена. Как вы это сделаете, дело ваше — не мое. Вы помните, как я поступил с Клинкером и Альтамонт-Трестом? Я знаю изнанку вашего дела лучше вас самих, и если вы попытаетесь меня сбросить, я вас разорю. Даже если мне придется самому обанкротиться, я урву минутку, чтобы ухватиться за вас и утащить вместе с собою на дно. Мы или вместе потонем, или вместе выплывем, и я думаю, в ваших же интересах удержать меня в этом болоте на какой-нибудь кочке.
Пожалуй, самое жестокое сражение он выдержал с акционерами Объединенной водопроводной компании, ибо здесь он настоял на том, чтобы вся колоссальная прибыль этой компании была ссужена ему, и ею он пользовался для укрепления своего боевого фронта. Однако он никогда не зарывался в своей неограниченной власти. Он требовал жертв от людей, чье благосостояние было связано с его, но если кто-нибудь из них оказывался прижатым к стенке, Пламенный всегда являлся на помощь и помогал ему встать на ноги. Только сильный человек мог справиться со всем этим в такой напряженный момент, а Пламенный был именно таким человеком. Он крутился и изворачивался, строил планы и интриговал, расправлялся с более слабыми, удерживал в рядах сражавшихся малодушных и не щадил дезертиров.
Наконец в начале лета все стало приходить в порядок. И однажды Пламенный совершил то, чему не было в прошлом примера. Он оставил контору на час раньше, чем обычно, ибо впервые с момента наступления паники в конторе не оказалось никакой неотложной работы. Перед уходом он завернул поболтать в кабинет Хегэна и, прощаясь, сказал:
— Хегэн, все мы выпутались. Мы вылезаем из ссудной кассы в наилучшем виде, и мы выйдем, не оставив за собой ни одного непогашенного долга. Самое скверное позади, и уже скоро конец. Еще недели две придется натягивать поводья, время от времени еще будет случаться недохватка в деньгах или неурядицы, а затем мы можем выйти и поплевать на руки.
На этот раз он изменил свою программу. Вместо того чтобы идти прямо в свой отель, он начал обход баров и кафе, в каждом выпивал по коктейлю, а если встречал знакомых, то по два и по три. Приблизительно через час он заглянул в кафе «Парфенон», чтобы пропустить последний коктейль перед обедом. К тому времени он был уже приятно разогрет алкоголем и находился в самом веселом и добродушном настроении. У стойки несколько молодых людей развлекались старой игрой: положив локоть на стойку, они пытались опустить вниз руку противника. Один широкоплечий молодой великан опускал каждую протягивающуюся к нему руку, и локоть его ни разу не дрогнул.
Пламенный заинтересовался.
— Это — Слоссон, — сказал ему трактирщик в ответ на его вопрос. — Он в этом году побил мировой рекорд в метании диска. Молодчина парень, что и говорить…
Пламенный кивнул и, подойдя к нему, оперся локтем о стойку.
— Я хочу сделать маленькую пробу, сынок, — сказал он.
Молодой человек рассмеялся, и руки их сцепились; к удивлению Пламенного, его собственная рука довольно быстро должна была опуститься. |