|
– Но до Билли Шарго с его сворой Кривоклыку было далеко… В последнее я вполне был готов поверить. Как и в то, что нелестные речи о мистере Шарго – совсем не лучший способ мирно просуществовать в этом городишке хоть пару дней. Гоблин-то по жизни двинутый, а сейчас еще и на голову стукнутый, мне же лишние проблемы ни к чему – хватает и тех, что уже имеются. – Толстяк. – Чего? – Мне тоже нужно немного твоего молчания. * * * В тюфяке не было клопов. Этот простой факт сразу поднял мое мнение о мистере Хавчике и его заведении на добрых пять пунктов. Ни клопов, ни блох, ни москитов – в комнате явно поработал хороший маг-диз… дизин… короче, здесь стояло хорошее заклятье от насекомых. К сожалению, на гоблинов оно не действовало. – Мне нужны свечи. – Зачем? Клянусь, я был уверен, что ни один из возможных ответов гоблина не заставит меня удивиться. Но я, в который уж раз, недооценил Толстяка. – Для моего шедевра. – Че-е-его?! – По ночам ко мне обычно приходит муза, – пояснил гобл. – Так, – начал я, – про девку никакого разговора не было. Толстяк тяжело вздохнул. – Муза, это не девка, – сообщил он. – Вернее, девка, но бестелесная. Вдохновение дарит и все такое. Проще говоря, по ночам я люблю малевать. Свались мне сейчас на голову стропило – и то навряд ли я был бы ошарашен сильнее. – А?! – Рисовать, картинки делать. Эй, ты только не говори, что в жизни картинок не видел. – Видел, – кивнул я, – но готов спорить на, на… на всё, что у меня есть – ни одна из них не была нарисована гоблином! – Знаешь, – после недолгого молчания сказал Толстяк. – Будь у тебя барахлишка на тыщу-другую, я бы тебя сейчас раздел. Теперь уже наступила моя очередь молчать. Картина, значит… маслом… или там, гравюра… произведение искусства, проще говоря. И гоблин – зеленый, клыкастый, вонючий… впрочем, к запаху данного конкретного гобла я то ли уже привык, то ли что. По отдельности гоблин и картина вполне существовали. Но вот совместить их моей голове не удавалось. – Ты хочешь сказать, – пробормотал я, – что гоблины умеют _рисовать_? – Умеют-умеют, – заверил меня Толстяк. – Не все, канечшна, – подумав, с явным оттенком превосходства добавил он, – но некоторые, наиболее выдающиеся представители нашего народа. – Выдающиеся чем, пузом? – Между прочим, – гобл обиженно выпятил губу, из-за чего стал выглядеть вдвое страшнее, – я потомственный художник. Моему дедуле даже Пещеру Славы доверили размалевать! Эх, – мечтательно закатив глаза, вздохнул Толстяк, – видел бы ты, как мастерски дедуля изобразил нашу победу над орками Сухой Долины. Придешь, бывало, в пещеру, глянешь – а рука уже к дубине так и тянется, врезать по их гадским рожам! А орнамент! Лучше дедули орнамент из черепов никто выложить не мог! – Да, – с сарказмом произнес я, – верю, это был великий мастер. – А то! Когда его бизон затоптал, на Прощальное Пиршество со всей округи сбегались – палец там выклянчить или хоть косточку пососать. |
