| 
                                     Я ей раз или два жаловался на это, самым вежливым образом.
 — Вы высказывали свои жалобы устно? 
— Нет. Каждый раз, сойдя вниз, я слышал через дверь, что она не одна. А когда у нее не было гостей, она уходила из дому. 
— Вы хотите сказать, что подслушивали под дверью? 
— О нет, сэр, просто голоса всегда были слышны еще на лестнице. 
— И вы подслушивали эти разговоры на лестнице? 
— Нет, сэр, я их слышал, но никогда не прислушивался к ним. Это было бы неприлично. Да и не всегда слышались разговоры. Иногда — просто звуки радио или передвигаемой мебели. 
— Понятно. — Эммонс прочистил горло. — Как же вы высказывали свои жалобы, если не делали этого устно? 
— Я писал записки, которые подсовывал ей под дверь. 
— Вы когда-либо получали на них ответ? 
— Никогда. Если не считать… — Эдвин запнулся. 
— Продолжайте. 
— Однажды дверь распахнулась, как раз когда я подсовывал под нее записку. 
— Кто же ее открыл? 
— Джентльмен. 
— Джентльмен? Как он был одет? 
— На нем была нижняя рубашка. 
— И что еще? 
— И все. 
— Вы хотите заявить суду, — теперь запинался мистер Эммонс, — что дверь квартиры миссис Сидни открыл человек, одетый в одну лишь нижнюю рубашку? 
— Возможно, на нем были еще и носки, я не помню. 
— У меня больше нет вопросов. 
Поднялся сэр Клевердон, выгнув брови триумфальными арками. 
— С вашего разрешения, милорд, мне хотелось бы задать свидетелю еще несколько вопросов. 
— Надеюсь, не очень много. Приступайте. 
— Вы запомнили лицо того человека, или джентльмена, если вам так больше нравится? Узнали бы вы его при встрече? 
— Он, пожалуй, был среднего роста, темноволосый, с чистой кожей. 
— Есть ли сходство между ним и обвиняемым? 
— Да, сейчас, когда вы это сказали, я нахожу большое сходство между ними, хотя и не мог бы поклясться, что это он. 
Слова Эдвина вызвали возбуждение в зале, и Эхоу посмотрел на него с откровенной ненавистью. 
— Что же вам сказал тот человек? 
— Я не понял его слов, но звучали они так… — И Эдвин произнес два слова, которые никогда не употребляются в обществе. 
В зале послышался изумленный вздох, какая-то девушка хихикнула, почтенный господин выкрикнул что-то неразборчивое, а судья призвал всех к порядку. 
— Отсюда ясно, к какой утонченной публике принадлежали друзья вашей учтивой соседки, — заметил сэр Клевердон. 
— Но что означают эти слова? — спросил с болью в сердце Эдвин. 
— Ничего не означают, — ответил сэр Клевердон, но, при всей их популярности в рядах вооруженных сил, я не советовал бы вам украшать ими свою речь в цивильном обществе. — И добавил, чтобы помочь Эдвину оправиться от шока: — Это один из способов сказать: «Будьте любезны удалиться». (Смех в зале.) 
Когда, наконец, тишина была восстановлена, сэр Клевердон задал следующий вопрос: 
— Когда это произошло? 
— Около одиннадцати часов утра. 
— Но когда именно? 
— Ах да… — Эдвин еще не совсем пришел в себя. — Утром того дня, когда произошло убийство. 
Зал оцепенел. Эхоу, водитель грузовика, давал показания перед Эдвином и охотно признал, что поддерживал с миссис Сидни мимолетное знакомство, но заявил, что в день убийства с девяти часов находился у сестры в Айлингтоне.                                                                      |