«Ладно! Ты заботишься, стало быть, о своем серебре?» — сказал разбойник, глядя на меня.

«Нет, я забочусь о твоей душе и хочу спасти ее».

«Мою душу! Ты хочешь, чтобы я поверил этой небылице; да тебе наплевать на мою душу!»

«Хочешь, я докажу, что забочусь о твоей душе?» — сказал я.

«Да, доставь мне удовольствие, докажи».

«Во сколько ты оцениваешь ту кражу, которую собираешься совершить этой ночью?»

«Ну… ну… — раздумывал вслух разбойник, поглядывая с удовольствием на сосуды, потир, дароносицу и платье Богородицы. — В тысячу экю».

«В тысячу экю?»

«Я отлично знаю, что все это стоит вдвое больше, но придется потерять, по крайней мере, две трети: эти чертовы ростовщики такие воры!»

«Пойдем ко мне».

«К тебе?»

«Да, ко мне, в священнический дом. У меня есть тысяча франков, и я отдам тебе их наличными».

«А остальные две тысячи?»

«Другие две тысячи? Что ж, даю тебе честное слово священника, что я поеду на свою родину; у матери моей есть небольшое имение, я продам три или четыре арпана земли, чтобы получить остальные две тысячи франков, и отдам их тебе».

«Да, чтобы назначить мне свидание и устроить западню!»

«Ты сам не веришь в то, что говоришь», — сказал я, протягивая ему руки.

«Да, это правда, я не верю, — сказал он мрачно. — А мать твоя, значит, богата?»

«Моя мать бедна».

«Так она разорится?»

«Если я скажу ей, что ценой ее разорения я спас душу, она благословит меня. К тому же, если у нее ничего не останется, она приедет жить ко мне, а у меня всегда хватит денег на двоих».

«Я принимаю твое предложение, — сказал он, — идем к тебе».

«Хорошо, но подожди!»

«А что?»

«Спрячь в дарохранительницу все вещи, что ты оттуда взял и запри ее на ключ — это принесет тебе счастье».

Разбойник нахмурился с видом человека, одолеваемого религиозным чувством помимо его воли; он поставил священные сосуды в дарохранительницу и старательно ее запер.

«Пойдем», — сказал он.

«Сначала перекрестись», — сказал я.

Он попытался насмешливо захохотать, но смех его тут же сам собой умолк.

Он перекрестился.

«Теперь иди за мной», — сказал я.

Мы вышли через маленькую дверь; меньше чем через пять минут мы были у меня.

Во время этой дороги, как коротка она ни была, разбойник казался очень озабоченным, он осматривался кругом, опасаясь, не устроил ли я какой-нибудь засады.

Войдя ко мне, он остановился у двери.

«Ну, где же тысяча франков?» — спросил он.

«Подожди», — ответил я.

Я зажег свечу у потухавшего в камине огня, открыл шкаф и вытащил оттуда мешок.

«Вот они», — сказал я.

И я отдал ему мешок.

«А когда я получу остальные две тысячи?»

«Я прошу шесть недель».

«Хорошо, даю тебе шесть недель».

«Кому их отдать?»

Разбойник некоторое время думал.

«Моей жене», — сказал он.

«Хорошо!»

«Но она не будет знать, откуда эти деньги и как я их достал?»

«Этого не будет знать ни она, ни кто-либо другой. Но и ты, в свою очередь, никогда не предпримешь ничего ни против церкви Божьей Матери в Этампе, ни против какой-либо другой церкви, находящейся под покровительством Пресвятой Девы?»

«Никогда».