Владимир Михайлов. День, вечер, ночь, утро
1. Вечер. Дома
Часы показывали половину десятого. Кира лежала на диване. Стояла тишина, но что-то тревожное мешало ей быть полным безмолвием. Кира чувствовала себя так, как если бы кто-то настойчиво смотрел на нее. Она подняла голову. Кто-то сидел в кресле и действительно смотрел на нее. Она не испугалась; скорей удивилась. Но человек встал, и она увидела, что это Александр, и у нее захватило дыхание. Александр стоял перед нею и улыбался, и тут Кира ощутила, как в нее проникает страх. Наверное, так и должно происходить, когда человек становится свидетелем чуда.
2. Минувшим днем. Спутник «Большой Космостарт»
Обратный путь был еще короче. Но прежде был путь туда. Они держались за руки и молчали; любое сказанное слово опять ввергло бы их в тот иррациональный разговор, который они успели уже возненавидеть. После обычной для приземельского кораблика тесноты внутренность прозрачной сферы, куда они попали, показалась обширной. Снаружи, доступный взорам, поднимался крутой и высокий борт «Летящего среди звезд». Он был ярко освещен, и телекамеры неотрывно держали его под прицелом. Глухие голоса провожавших блуждали, отражаясь от вогнутых стен. Шуршала обертка наивных пакетиков, приготовленных в последний момент; их втискивали в каменные ладони уезжающих – совали так заискивающе-настойчиво, словно в измятых свертках находились талисманы любви и памяти. То тут, то там вспыхивали последние поцелуи – искры между навечно размыкающимися контактами, громкие, краткие и ненужные. Затянувшееся ожидание накалилось до предела. Люди чувствовали, как теряют они равновесие, балансируя на грани отчаяния и одиночества. Наиболее решительные уже перешагнули мыслями через то, что навсегда уходило из жизни, и обратились к тому, что должно было в ней остаться. И Кира почувствовала, что Александр – после того, как он пробормотал невнятное «жди» и она вымученно улыбнулась в ответ, – расстался с нею, хотя еще стоял рядом и рука могла дотронуться до него. Сигнал они расслышали не сразу. Телеоператоры экстатически изогнулись, приникая к видоискателям. Путники какое-то малое мгновение толпились около выхода. Потом они скрылись, и последний, вырвавшись, проскользнул между уже начавшими смыкаться створками. Серо-зеленый борт стал отдаляться; в пронесшемся вздохе были ужас и облегчение вместе. Но это еще только зал прощаний, покинутый экипажем звездолета, заскользил по направляющим, укрываясь под защиту конструкций стартового спутника. Стал виден весь корабль, затем и рамка из черного неба. Всех чуть качнуло; это зал, чьи прозрачные переборки были, наверное, сделаны из отвердевших слез, вернулся на свое место в системе сооружений спутника «Большой Космостарт». «Летящий среди звезд», из рода длинных кораблей, висел устойчиво, словно центр мироздания. Но настал миг, и вселенная пошатнулась. Стартовые двигатели выговорили слово «прощай», уходящее в бесконечность. По вселенной прошла рябь, а когда унялась, одним кораблем стало меньше в мире людей, одной звездой больше на небе Земли. На этом все кончалось. Звезда должна была исчезнуть в избранном направлении со скоростью, близкой к известному людям пределу. Ей предстояло вновь возникнуть и превратиться в корабль через пятьсот лет. Поэтому все и кончалось: прожить пятьсот лет не под силу даже человеку, не расстававшемуся ни с кем и никогда. Оставшиеся заговорили было громко и бодро. Но они находились еще в космосе, а космос не терпит фальши, и вскоре искренность взяла верх, овеществившись в слезах. До того их сдерживали усилием, которое никто и никогда не сможет оценить, – сдерживали, чтобы не стало еще тяжелее на сердце у избранных лететь. Тяжесть на сердце мешает в пути больше, чем целые тонны другого груза, и оставшиеся приняли на себя и это бремя. |
