А Вайолет копается – все не может расстаться с принцессиным платьем.

– Ну что, не будешь есть за обедом рыбные палочки? – спрашивает Робби.

В ответ получает резкий, досадливый взгляд и прекрасно понимает Вайолет. Чему радоваться, если каждое утро он проверяет меню школьного обеда и запрещает ей есть слишком жирное или соленое? Но рыбные палочки! Серьезно? Это же просто снаряд из жира и соли. О чем они там в школе только думают?

– У тебя большое сердце, – говорит Робби, – как и у меня. Такие уж мы с тобой необыкновенные.

– Это нечестно.

– Нам нужно следить за своими сердцами. А то перестанут умещаться внутри.

– Потому что мне досталось от тебя гипносердие.

– Гипертония. Это у нас семейное. И лучше бы, конечно, мы с тобой были похожи в чем-нибудь другом.

– Съем кусочек рыбной палочки.

– Но только один. А теперь идем.

В последний раз взглянув на платье – радужный ворох на полу, – она соглашается наконец идти завтракать.

Еще одна утренняя миссия выполнена. Но помимо домашних обязанностей у него есть теперь и другая – постить картинки от имени друга, недавно зачатого и рожденного онлайн пару месяцев назад, после того как Робби расстался с Оливером.

Когда Робби заходит в ванную, Изабель там красит глаза.

– А постучать?

– Думал, тут нет никого. Это что, “Шанель”?

– Да, купила впопыхах. Хочешь попробовать?

– Давай.

Они стоят вместе у зеркала, напротив своих отражений. Мазнув кисточкой для теней по левому веку, Робби глядит на себя критически. Оттенок дымчатый, но слегка, телесный, чувственный. Вы сногсшибательно гипнотичны и совсем не легкомысленны. Розовый – это не про вас.

– Эта квартира в Вашингтон-Хайтс кажется подходящей, – говорит Робби. – Не скажут ведь “с видом на реку”, если нет никакого вида, а?

– Все они такими кажутся.

– Да уж, никто не упомянет, что вид еще и на мусорные баки на задворках кафешки или что спальня – в подвале.

– И все же это странно – поселить Натана в отдельной комнате наверху, тебе не кажется?

– Это именно что комната наверху, ставшая квартирой чисто случайно. Пробовала когда-нибудь готовить на той кухне?

– Мы перекроем там газ.

– А дверь на улицу запрете. И никакой псих не проберется внутрь.

– Что-то слишком много тебе приходится меня успокаивать.

– Затем я и здесь. В том числе.

– Ты должен был бы съезжаться с Оливером.

– Ему это скажи.

– Все мужики сволочи.

– Кроме нас с Дэном.

– Дэн тоже сволочь.

– Ты это не всерьез.

– Что ты говоришь ему насчет так называемого камбэка?

– Ну… одобряю. Что мне еще ему сказать?

– Мм…

– А ты говоришь с ним об этом?

– Нет. Не говорю.

О “камбэке” Дэна Изабель с Робби одного мнения. Между ними нет секретов (или так они считают), но есть молчаливое единодушие по некоторым вопросам, в основном касающимся Дэна. Он надеется вновь разжечь утраченную славу тех времен, когда играл на разогреве у никому не известных групп. И выпустил единственный альбом, так и не проданный, – вот отправная точка для камбэка.

– Я-то думал, женатые люди всё обсуждают, – говорит Робби.

– Некоторые – наверняка.

Изабель проводит кисточкой по векам, смотрит в зеркало, моргает оценивающе.