Она там уже смотрела, но на запросы не отвечала пока. Есть симпатичные мужчины, немолодые (молодые ее не интересуют), но привлекательные и с добрыми лицами. Готовые (или так кажется), подобно ей самой, забыть о понаделанных ошибках и все начать сначала с новым человеком.
Жизнь для нее не окончена. Препятствия, конечно, будут. И не всякий ущерб возместим, но она выживет. И в какие-то моменты даже будет счастлива, а может, и дольше. До нее вдруг доходит, что это возможно. А Дэну нужно найти свой путь, найти самостоятельно. Она и ему желает счастья, правда желает, но сделать для него уже мало что может.
Пора идти наверх, звать детей к ужину.
У подножия лестницы она останавливается. Пора, спору нет, пора возвращаться к обычным занятиям. Но ей хочется опубликовать еще пост от имени Вульфа.
Она выбирает один из сохраненных снимков. Селфи. Робби стоит на пороге хижины, улыбается. Судя по всему, дело к вечеру. Робби облит косым золотистым светом – тем самым, который каждому из нас придает наибольший лоск. Волосы у Робби отросли. Он в футболке с эмблемой “Рамоунз”, доставшейся от Дэна. Вид у Робби озорной. Интерьер хижины за его спиной едва просматривается – виден только календарь, приколотый к дальней стене, угол кровати со слоями одеял и клин лисьего черепа, прибитый рядом с книжной полкой.
Сначала Вульф выложит последний пост, а потом уж она позовет детей вниз. Потом уж они поужинают и лягут спать, проснутся завтра утром, вынесут урну с прахом не берег ничем не примечательного озера и скажут нужные слова (надгробных речей договорились не произносить), вернутся к завтраку и разразятся безжизненным смехом – а что нам делать с пустой урной? – потом уж все продолжится: сегодня, завтра и на следующий день.
Она публикует картинку: Робби, одетый в футболку Дэна, с застенчиво-кокетливым видом застыл на пороге хижины, будто внутри его ожидают маленькие чудеса.
подпись: Все, это последнее, больше не буду вещать. Заканчивается Здесь и начинается Там. Спасибо вам за любопытство. У нас тут наступил, как мы говорим, ослепительный час, когда все в хижине озарено священным светом, даже чайник и календарь на стене. Хотим набрать этого света в банку и взять его с собой. Да-да, мы в курсе, что свет не поместишь в банку, но думаем поднять ее к небу, потом закрыть покрепче крышкой и забрать домой. Закупорить этот свет навечно. И никогда с ним не расставаться. Прощаюсь с вами отсюда, с этой сияющей высоты. Здесь есть какая-то беспорочность, что ли, все пребывает в некоем сакральном отстранении, но приходит время возвращаться домой, а после двигаться дальше. Да, уже почти пора.
Благодарности
Не могу удержаться и не выразить признательность немалому числу людей, начиная от мисс Джензен, моей учительницы в первом классе, настаивавшей, что алфавит надо учить – в жизни пригодится, и заканчивая Питом Стересом, моим лучшим другом в средней школе, с которым мы жили якобы в пригороде Лос-Анджелеса, а на самом-то деле скорее в толкиеновском Средиземье.
Не хочу показаться слишком сентиментальным. Хочу лишь констатировать тот факт, что создать роман писателю помогают – помогают неизбежно и самыми разными способами – очень и очень многие люди, повстречавшиеся ему на жизненном пути.
А если более конкретно, то я бесконечно благодарен Энди Уорду, моему редактору. Зоркие читатели и строгие надсмотрщики среди редакторов встречаются все реже. Спасибо, Энди, что ты был и тем и другим, что так горячо радел за этот роман, желая сделать его как можно более убедительным, продуманным и глубоким, и почти во всем был прав.
Фрэнсис Коуди не только литературный агент из моих самых необузданных фантазий, но и гениальный читатель, и мой друг, и доверенное лицо. Она вела эту книгу, видоизменявшуюся столько раз, что и вспоминать не хочется, от начала и до конца, и ни разу не потеряла ни терпения, ни присутствия духа. |