Едва мы покончили с ужином, как стемнело. Тусклого света масляного фонаря было недостаточно для написания слов на воске, и мы с Акимом выбрались наверх. Закутавшись в плащи, мы сели у мачты, и Аким стал рассказывать мне о море, произнося скловенские слова, а затем переводя их на латынь. Мы так увлеклись, что чуть не замерзли на ветру. Кутаясь в плащи, мы, наконец, спустились вниз и повалились на скамьи – спать…

    * * *

    К концу второго дня плаванья я знал "Дельфин" до каждой дощечки. Погода стояла ясная, времени было много, и я облазил либурну с кормы до носа. Это было не трудно – наше суденышко имело тридцать шагов в длину и десять – в самой широкой части. На палубе имелось три люка, сквозь которые в ясные дни свет проникал внутрь. В хорошую погоду открывали для света и воздуха круглые окошки для весел, обитые по краям толстой буйволовой кожей, в остальное время они запирались прочными щитками. Весла лежали на помосте у скамей, прихваченные веревкой; по команде гребцы брали их, просовывали в отверстия и усаживались спиной к носу. Либурны относятся к разряду бирем, то есть здесь сидят двое гребцов в ряд – каждый у своего весла. У виденной мною пентеры одним веслом двигают трое, шесть гребцов сидят в одном ряду. Есть суда, у которых два ряда весел, и на каждом по несколько гребцов – это такие громадины! На палубе у них стоят башни, где в бою располагаются стрелки. На носу и корме, а также вдоль бортов этих кораблей установлены скорпионы, баллисты и другие метательные орудия – целые крепости на воде! У нас ничего этого не имелось.

    Гребцы на военных судах одновременно являются и солдатами. В римскую армию не берут низкорослых, но гребцы на "Дельфине" удивили даже меня – все как один высокие, крепкие, с длинными могучими руками. Я понял, что их подбирали специально. На второй день представилось возможность убедиться в воинской выучке команды. Дул по-прежнему попутный ветер, и триерарх вывел на палубе гребцов. Сначала, разбившись на пары, они упражнялись с деревянными мечами, затем вооружились по-настоящему. Триерах подул в бронзовый свисток, и вооруженные гребцы с лязгом и звоном мгновенно выстроились у левого борта, прикрыв его щитами и пилумами. По двойному свистку они также быстро и ловко закрыли от вторжения правый борт. Двигались бойцы слаженно, не сталкиваясь и не мешая друг другу. Чувствовалось, что такие учения проводятся часто.

    – Приходилось сражаться? – спросил у триерарха отец. Он с одобрением наблюдал за гребцами.

    – Ни разу! – ответил Леонид. – Но надлежит быть в готовности!

    Отец согласно кивнул. Вдохновленные примером гребцов, мы тоже достали оружие. Сначала упражнялись с деревянными мечами. Гребцы, обрадованные бесплатным зрелищем, сидели у бортов, встречая каждый удачный выпад одобрительными криками. В этот раз отец наголову разгромил Акима. Раздосадованный, тот сбегал вниз и вернулся с боевым цепом.

    – Может, еще попробуем? – спросил, вращая над головой тяжелый шар на цепочке.

    – Хватит с тебя Прокула! – улыбнулся отец, опуская щит. – С мечом против цепа не устоять. Откуда он у тебя?

    – Тот самый. Ахилл подарил. Выкупил у оружейника амфитеатра…

    Разохотившись, я принес оба лука. По велению Леонида, матросы притащили большой деревянный щит, к которому привязали чучело, набитое шерстью – гребцы упражнялись на нем пилумами. Щит закрепили на носу, я встал на корме. Сначала я взял свой старый лук и быстро всадил пять стрел прямо в грудь чучела. Команда либурны встречала каждое попадание одобрительным гулом. Волнуясь, я сменил лук. Я не стал оттягивать парфянскую тетиву к уху – на таком расстоянии в том не было нужды, и пять длинных стрел попали в чучело.