— Обольемъ, такъ и новое купимъ и подаримъ.

— Ну, насчетъ подарковъ-то вы не очень тароваты, — шепнула она ему. — Закусками и виномъ закормить и запоить рады, а что до подарковъ, то кромѣ вотъ этого тоненькаго браслета, я ничего отъ васъ не видала.

— А ты знаешь, умница, пѣсню: «мнѣ не дорогъ твой подарокъ, дорога твоя любовь?»

Клавдія посмотрѣла по сторонамъ, увидала, что отца въ избѣ нѣтъ, и отвѣчала:

— Да съ чего вы взяли, что мнѣ дорога ваша любовь? Вотъ еще что выдумали! Это вамъ должно быть дорога моя любовь.

— Королевѣ почетъ и мѣсто… Садитесь на лавочку посрединѣ, - указалъ ей на лавку Швырковъ. — Чѣмъ просить прикажете?

— Нѣтъ, ужъ сѣсть я не сяду. Я знаю ваши замашки. Вы сейчасъ облапливать, а я терпѣть этого не могу. А такъ на ходу бутербродъ съ икрой, пожалуй, съѣмъ.

— Милліонеръ! Бутербродъ съ икрой барышнѣ. А что выпить, мамзель?

— Выпить — ничего…

— Какъ такъ ничего? Не можетъ этого быть, чтобъ ничего.

— Да вѣдь утро еще. Что-жь спозаранку-то глаза заливать!

— Да не заливать, а просто выпить съ господами охотниками за компанію.

— Подите вы! Мнѣ и смотрѣть-то на вино съ утра противно. Ужъ одинъ нашъ тятенька съ своимъ пьянствомъ сдѣлалъ то, что подчасъ всѣ бутылки готова перебить.

Клавдія взяла отъ Перешеева бутербродъ съ икрой и отошла отъ стола. Швырковъ, переваливаясь съ ноги на ногу, подошелъ къ ней съ бутылкой рябиновой наливки и съ серебрянымъ стаканчикомъ.

— Здѣсь не тятенька вашъ, а влюбленный въ васъ купецъ Швырковъ выпить проситъ съ нимъ за кампанію.

— Не стану я пить. Отстаньте пожалуйста! — строго отвѣчала Клавдія.

— Отчего?

— Ахъ, Боже мой! Отчего! Да просто не хочу.

— За мое-то здоровье? Вѣдь я за мое здоровье прошу… Только одну единую за мое здоровье.

— Вотъ за ваше-то здоровье и не хочу.

— Почему такъ? За что такая жестокость съ вашей стороны? — приставалъ Швырковъ.

— Очень просто. Не стоите. Кабы вы для насъ, то и мы-бы для васъ… — проговорила Клавдія, лукаво улыбнувшись.,

Швырковъ недоумѣвалъ.

— Странно. Какъ я объ этомъ понимать долженъ? — спросилъ онъ.

— Какой вы глупый, посмотрю я на васъ. Давеча вы ворвались ко мнѣ въ комнату, начали меня по спинѣ хлопать, щипать, цѣловать, а какую я за все это отъ васъ корысть имѣю? Только одна корысть и есть, что вы тятеньку спаиваете, а онъ потомъ, проспавшись, наши вещи пропиваетъ. Поняли?

Клавдія нахмурилась и отвернулась отъ Швыркова.

— Гмъ… Что-же я долженъ дѣлать, чтобъ васъ умилостивить? — задалъ онъ вопросъ.

— И вы еще спрашиваете? Какой недогадливый! Съ подаркомъ пріѣхать, да не съ какимъ-нибудь, а съ настоящимъ.

— Гмъ… Что-жъ… Это можно. Какой-же вы подарокъ, мамзель Клавдинька желаете? Сережки золотыя?

— Зачѣмъ серьги? Наступитъ зима, а у меня шубки нѣтъ. Привезите мнѣ бѣличьяго мѣху на шубку.

— Ого-го! Это вѣдь ужъ совсѣмъ на городской манеръ! — покачалъ головой Швырковъ.

— А я чѣмъ хуже городской дѣвицы? Хотите если, чтобъ я къ вамъ чувствовала чувства, должны и сами свои чувства показать.

Швырковъ подумалъ и сказалъ:

— Ну, что-же, бѣличъяго мѣху можно привезти.

— Когда привезете?

— Да въ слѣдующее воскресенье пріѣду и привезу.

— Ну, хорошо. Не надуете?

— Купцу Швыркову тысячи рублей на слово вѣрятъ, — гордо отвѣчалъ Швырковъ и, протянувъ къ Клавдіи бутылку и стаканчикъ, спросилъ:- Такъ можете теперь съ купцомъ ІІІвырковымъ чокнуться?

— Давайте, — протянула руку Клавдія къ стаканчику.