Изменить размер шрифта - +
Ты родился в этом доме, и ничто не может заставить тебя покинуть его. Я очень хочу, чтобы ты навсегда остался здесь.

– Но ведь как только я приехал сюда, одно за другим стали происходить эти ужасные несчастья; мне ни на минуту нельзя оставаться тут. Ну скажи мне, кто может творить здесь такое зло? И какая связь между мной и преступником?

– Тацуя‑кун, – голос у Харуё дрожал, – забудь обо всей этой чепухе. Какое отношение ты можешь иметь к этим ужасным преступлениям? Взять, к примеру, хоть отравление брата. Разве у тебя было время подменить лекарство на яд? Ведь ты только‑только приехал в деревню.

– Но у полицейских другое мнение. Они считают меня чуть ли не колдуном.

– Да они просто спятили. Все немного успокоится, и ошибка сама собой выяснится. Так что, Тацуя‑кун, не отчаивайся.

– Сестрица! – Я хотел еще что‑то сказать, но слова застряли в горле.

Харуё тоже некоторое время молчала, а потом, будто вспомнив о чем‑то, спросила:

– Тацуя‑кун, помнишь, ты задавал мне странный вопрос?

– Я задавал странный вопрос?

– Да. Ты спрашивал, не выезжал ли кто‑нибудь из деревни в последнее время. Почему тебя это интересовало?

Я, удивленный таким поворотом разговора, внимательно посмотрел на Харуё. В ее уставших глазах мелькнула искорка: наверняка ее осенили какие‑то догадки.

Не утаивая ничего, я рассказал ей о странном человеке, интересовавшемся в Кобэ деталями моей жизни и характера, упомянул, что он не имел никакого отношения к искавшему меня адвокату Суве, и добавил, что, по мнению многих, он приехал из деревни.

Харуё слушала меня, широко раскрыв глаза. Поинтересовалась, когда примерно это было. Я, загибая пальцы, стал высчитывать примерную дату. Она в свою очередь начала считать дни, тоже загибая пальцы, затем, глубоко вздохнув, сказала:

– Да, все совпадает. Тацуя‑кун, ты имел в виду жителя именно нашей деревни? Когда ты спрашивал, я по рассеянности ответила, что никто из наших никуда не выезжал. Но один человек был в отъезде именно в эти дни. Правда, он не из нашей деревни, но здесь у него очень тесные связи.

– Кто это, сестра? Кто он?

– Господин Эйсэн из храма Мароодзи.

Я буквально окаменел. Уставившись на Харуё, я дрожащим голосом переспросил:

– Это точно?

– Точно. Ошибки быть не может. Помнишь, что он говорил тебе? Я ужасно разозлилась, набросилась на него. И вот тогда‑то я и вспомнила, что в начале прошлого месяца он куда‑то уезжал, в храме, во всяком случае, его дней пять‑шесть не было.

Эта новость потрясла меня. Сердце колотилось так, что казалось, вот‑вот выскочит из груди, зубы от волнения стучали.

– Харуё, дорогая, скажи, а что за человек этот Эйсэн? Он имеет какое‑нибудь отношение к нашему дому?

– Да что ты! Конечно нет. Сразу после окончания войны он попал в храм Мароодзи, а до того где‑то в Маньчжурии занимался миссионерской деятельностью. У него сложились хорошие отношения с настоятелем Чёэем, и когда тот болеет, Эйсэн замещает его. А что он за человек, я понятия не имею.

Если в Кобэ на самом деле был Эйсэн, возникает множество вопросов. Что он там делал? Зачем приезжал? Почему проявлял ко мне повышенный интерес?

– Сестра! Может быть, Эйсэн что‑то знает об отравлении Кодзэна? Это можно заключить и из его сегодняшних ужасных речей…

– Наверняка знает. Хотя ему вообще не следовало бы произносить вслух такие вещи. Потом Эйсэн объяснял, что потерял голову от кошмара, свидетелем которого оказался. Ну, допустим, потерял голову. Но и при этом человек произнесет вслух только то, что у него в душе. Ты помнишь, что он орал, Тацуя‑кун?

Могли я это забыть? От его криков я трясся как в лихорадке и временно потерял дар речи.

Быстрый переход