Томас ненавидел немцев, ненавидел американцев, ненавидел русских, но ирландцев просто терпеть не мог. Он был убежденный расист и, хотя питал огромную ненависть и к собственной нации, придерживался теории, что брак между представителями двух разных национальностей дает неполноценное потомство.
– Что хорошего получится, если скрестить канарейку с коровой? – такой аргумент он приводил в доказательство.
Кэти обрадовалась, увидев мать. В памяти Кэти совсем свежи были родовые муки, и сейчас она хорошо понимала, что пережила мать, когда давала жизнь ей, Кэти. Она подумала, что ее мать выносила семерых детей, похоронила троих и понимала, что выжившие обречены на голод и страдания. У Кэти возникло предчувствие, что такая же участь уготована и ее ребенку, которому нет и дня. Кэти металась в тревоге.
– Что я знаю? – вопрошала она свою мать. – Я могу научить ее лишь тому, что сама знаю, а знаю я так мало. Ты, мама, бедна. Мы с Джонни тоже бедняки. Девочка вырастет и тоже будет бедной. Мы не можем подняться выше положения, в котором находимся сегодня. Иногда мне кажется, что прошлый год был самым лучшим в нашей жизни. А теперь с каждым годом мы с Джонни будем становиться старше, но жизнь не будет становиться лучше. Все, что у нас есть, – это молодость и силы для работы, но со временем силы закончатся.
И Кэти постаралась осмыслить подлинное положение дел. «Конечно, я должна работать, – размышляла она. – Нельзя рассчитывать на Джонни. Это я обязана заботиться о нем. О Господи, не посылай мне больше детей, а то у меня не хватит сил на Джонни, а я должна заботиться о нем. Он сам не может позаботиться о себе».
Мать прервала ее размышления. Она сказала:
– Что мы имели в прежней стране? Ничего. Крестьяне. Голодали. Потом перебрались сюда. И тут не лучше, если не считать, что твоего отца хоть в армию не забрали, как хотели в той стране. Но в остальном тут даже хуже. Я скучаю по родным местам, по лесам, по широким полям, по привычной жизни, по друзьям.
– Если вы не рассчитывали на лучшую жизнь, зачем поехали в Америку?
– Ради детей. Я хотела, чтобы дети родились в свободной стране.
– Похоже, это не удалось, мама, – горько улыбнулась Кэти.
– В этой стране есть то, чего нет в прежней стране. Пусть все чужое, но есть надежда. В прежней стране человек, если много работает, повторяет путь своего отца. Если отец плотник, то и сын будет плотником. Ему не стать учителем или священником. Он может достичь чего-то – но не выпрыгнет из отцовской колеи. В прежней стране у человека есть прошлое. В этой стране у человека есть будущее. В этой стране человек может стать кем захочет, если у него хватит решимости, если он честно трудится для своей цели.
– Это не так. Твои дети достигли не больше, чем ты.
Мария Ромли вздохнула:
– Наверное, это моя вина. Я не сумела дать образование дочерям, потому что у меня за плечами ничего нет, много сотен лет мои предки трудились на земле помещика. Старшую дочь я даже в школу не отдала. Была совсем темная, не знала даже того, что в этой стране дети простых людей вроде нас имеют право учиться бесплатно. Поэтому как Сисси могла добиться больше, чем я? Никак не могла. Но три другие дочери… вы ведь ходили в школу.
– Я окончила шесть классов, разве можно это назвать образованием?
– И твой Йонни, – Мария не выговаривала «дж», – он ведь тоже окончил шесть классов. Разве не так?
В голосе Марии послышалось волнение:
– Лиха беда начало. |