«Он объяснил. Он пошел…»

«О да, забыл. Он пошел извиняться перед ней, не так ли? — Оттенок иронии. — Бросим это. Может, объясните, почему он оставил включенным оборудование? Оно работало все время, и свет горел. Вам это не кажется странным? Такой осторожный тип, который закрывает за собой калитку сразу после того, как его бросили в куст и обвинили в убийстве?»

«Это… В этом ничего нет. Может, здесь был кто-нибудь еще».

«Кто еще в такое время суток? Сейчас никого здесь нет. Но об этом тоже говорить не будем. Третий вопрос — почему вы сами пошли за Юлией?»

«Это очевидно. Мне не понравилось, что она ходит одна, когда так расстроена».

«Вы знали, что Коннор отправился ее перехватывать?»

«Нет, конечно! Свет горел, я думала, что Кон работает».

“Тогда почему кричали так испуганно, когда бежали через лес?»

«Слышала крик. Конечно, испугалась!»

«Вы начали кричать раньше, чем она издала хоть звук».

«Правда? Должно быть, хотела остановить, чтобы она подождала меня».

«Почему, в таком случае, вы кричали: “Юлия! Юлия! Кон!»? — Молчание. — Значит, ожидали, что он там?»

«Я подумала, что он там может быть».

«И испугались».

«Да, — сказала я. — Да, да, да! И не спрашивайте почему, потому что я говорила вам раньше! Это вы утверждали, что это абсурд, когда я рассказывала, что он способен на насилие».

«Это я знаю. Думал, что вы преувеличиваете. Что явилось одной из причин, по которой я глупо поверил, что вы можете присмотреть за Юлией. А теперь мы знаем лучше».

«Послушайте, Адам…»

«Достаточно слушал. Посмотрите на это с моей точки зрения. Вы сказали, что занимаетесь каким-то рэкетом, который, в конце концов, все приведет в норму. Убедили меня не вмешиваться, Бог знает, как, но убедили. Сегодня случилось это. Поскольку я случайно оказался там, не было причинено вреда. Но вы признаете, что Коннор мог намереваться нанести вред. Это опасно».

«Я это всегда признавала».

«Очень хорошо. Но для меня наступило время перестать вам доверять, вы должны понять. Во-первых, я не имел для этого причин, кроме… Не имел причин. Теперь у меня их еще меньше».

Я сказала, помолчав: «Ну и что? Я не могу вас остановить. Что вы собираетесь делать? Позвонить в полицию? Сказать, что Кон пытался напугать Юлию до смерти? Даже если откроют какое-то дело… Чего вам не удастся, даже если Юлия захочет выдвинуть обвинение против Кона… а она не захочет. Даже если привлечь меня, как свидетельницу, чего вы не собираетесь делать, что вы докажете? Ничего. Потому что нечего доказывать. Добьетесь только вселенского скандала, и дедушка сляжет, больше ничего».

«Я могу считать достижением то, что полиция вами заинтересуется».

«Мной? — Секунду я тупо смотрела на него. — А, это…»

Я не сразу поняла, о чем он говорит. Он, вроде, немного растерялся, потом сказал спокойно: «Я обещал вас предупредить. Это предупреждение. Даю вам двадцать четыре часа на разрыв с Коннором и отъезд. Мне все равно, какую историю вы расскажете или какое придумаете извинение, но вы должны сломать все это и уйти. И не воображайте, что в случае смерти мистера Винслоу вы сможете вернуться. Я обещаю, что если «Аннабел» упомянута в завещании и получит хоть одно пенни, я добьюсь такого подробного расследования вашего прошлого, что вы не выйдете из тюрьмы раньше, чем через десять лет. Что случится с Коннором и его сестрой, мне не интересно.