Ты, как полицейский, привык рассуждать логично. Но здесь никакой логики нет и в помине. Пока во всяком случае. Тебе не говорят правды. Что тебя больше огорчает – возвращение собаки или то, что она оказалась в багажнике твоей, а не чьей-нибудь еще машины?
– Признаться, я об этом как-то не думал…
– Всему этому может быть два объяснения: реальное и метафизическое. В первом случае все просто: кто-то подсмотрел, как ты хоронил пса, и решил сыграть с тобой шутку. Стоило тебе выйти из леса, как они раскопали яму, вытащили тело и нашли способ засунуть его в твой багажник, когда машина осталась без присмотра.
– А что же насчет кости? Я ведь оставил ее в кармане куртки. Ее-то им как удалось вытащить?
Он поднял вверх палец.
– Погоди. Мы пока всего лишь теоретизируем. Кто-то воспользовался собачьим трупом, чтобы сыграть с тобой эту мерзкую шутку. И им это удалось – смотри, как ты расстроился… Другое объяснение состоит вот в чем: это знак какой-то могущественной силы. Это случилось, потому что ты по какой-то причине был избран. Собака возвращается, кость и перо оказываются вместе, твоя машина заводится, когда считается, что она поломана. Думаю, она не заводилась у Магды, потому что собака уже лежала в багажнике и ждала, когда ты ее обнаружишь. Это все только предположения, в них нет никакой логики, потому что для таких дел наша логика не годится. Погоди минутку, – он прошел к противоположной стороне крыши и спустился по старой деревянной лестнице, которая была приставлена к стене дома. Подойдя к нам, он пощекотал нос собаки разноцветным пером, которое Чак не очень настойчиво попытался схватить зубами. – Хочу тебе кое-что показать в доме. Но прежде вот что: у меня появилась идея, хочу ее испытать. Что, если мы перезахороним Олд-вертью у меня на заднем дворе?
– Зачем?
– Мне любопытно будет поглядеть, что из этого выйдет. Если он снова к тебе вернется, то я об этом узнаю сам, а не от тебя.
Он забрал у меня Чака, и пес принялся с остервенением вылизывать ему лицо.
– И что, по-твоему, все это означает?
– Возможно, дурацкий розыгрыш, но надеюсь, кое-что другое.
– Зачем мне Бог, который засовывает в мой багажник дохлых собак?
– Может, это вовсе и не Бог. Может, это что другое.
– Нет, приятель, у меня от этой срани мозги набекрень. Довольно с меня и девчонки в доме. Помнишь, когда меня подстрелили? Я пару часов был одной ногой там. Магда говорила, они уж и священника собрались звать, чтобы прочитал надо мной отходную. Но разве моя душа вышла из тела и поплыла навстречу яркому свету? Нет. Видел я Бога? Нет, – я потер подбородок. – А насчет запаха что скажешь?
Он опустил глаза.
– Я не чувствую никакого запаха.
– Что?! Не чувствуешь? Да меня и сейчас просто с ног сшибает!
– Нет, Фрэнни. Я ничего не чувствую.
Дом у Джорджа, в отличие от него самого, совершенно нормальный. Все здесь в порядке, ничего особенного. Мы с Магдой как-то у него обедали: вареная говядина и батончики «Марс» на десерт. После Магда мне сказала: «Дом у него такой обыкновенный, что поначалу начинает казаться – у-у, жуть какая, но потом понимаешь: ничего тут нет, кроме скукотищи». Из общего стиля выпадали только всякие новейшие прибамбасы – они тут лежали повсюду, ждали, когда мистер Дейлмвуд разъяснит будущим недоумевающим покупателям, как к ним подступиться.
– А это что еще за штука? – Я поднял с пола вещицу, похожую на гибрид CD-плэйера и миниатюрной летающей тарелочки.
– Не тронь, Фрэнни, сломаешь! – он искал что-то на полке, забитой огромными альбомами по искусству.– Сядь и подожди минутку. |