- Та-ак, – хлопнув в ладоши, прервала я этот поток ненужных разглагольствований. – Больше аванса, меньше декаданса, профессор! То есть старикан ничего не может, пока не воссоединится обратно?

- Практически ничего, – покладисто согласился Лёдд.

- Выходит, он у вас со всех сторон импотент, откуда ни глянь, – приуныла Мене-Текел-Фарес. – Эх, придется старого хрыча реанимировать, а как?

- А ты меня спроси, куколка. – Наглый тягучий голос, раздавшийся из угла, мог принадлежать только мерзавцу Деанусу (я не поверила глазам, но за время рассказа Лёдда он опять успел развязаться и перевязаться – ну что за неугомонный тип!). – Там, где я пребывал последние годы, чего только с человеческой сущностью не делают. Делят и на два, и на семь, вгоняют в вещи и в зверушек, отпускают в другие реальности и заставляют там прожить сто, тысячу жизней с полной амнезией, не понимая, что ты здесь делаешь, вообще.

- Какой. Ужас. – Я старалась говорить равнодушно и презрительно – не хватало еще показывать врагу, что у меня бывают минуты слабости, а не только деловые истерики, помогающие заставить окружающих всё делать за меня.

- Ад! – пожал плечами фон Честер. – Чего вы хотите, королева?

- Мужа своего назад хочу, – прошипела я. – Все за мной. К Шамбл Д’Ору. Строем. И адского педрилу захватите, пока он сам тут всё не захватил!

Кабинет ректора был вполне ректальным: много дубовых панелей на стенах, кожаной мебели на полу, потрепанной литературы на стенах, тикающих фиговин и черепов на столах. Не хватало лишь феникса, который бы при виде нашей компании сгорел синим пламенем. А еще в кабинете висела куча картин, серо-буро-черных, точно их писали, стараясь не привлекать лишнего внимания к изображаемым объектам. Искать среди этих неразличимых харь ту самую – да мы бы и за год не управились. К счастью, искать не пришлось, потому что один из портретов оказался аккуратно засунут за спинку дивана и замотан плотным покрывалом, серым от пыли. Просто удивительно, что это произведение искусства не было отправлено украшать аллею Водолазов. Или еще куда-нибудь к чертям на кулички.

Не церемонясь, Финлепсин полоснул по пропыленным тряпкам своей боевой заколкой, занавес открылся. И…

И ничего. То есть портрет под покрывалом таки был, но ничего криминального в том портрете не было. Я приготовилась обнаружить на портрете монстра, оборотня, вурдалака, а вовсе не бородатого дядьку с масляным ртом, сальными глазами, потной лысиной и запотевшей рюмашкой. Больше всего воплощение компромата, страшный-ужасный харякрус напоминал говнофоточки с корпоративного банкета и семейного ужина, добавленные на стены соцсетей после Нового года. Да каждый праздник миллионы юзеров вешают точно такие же портреты в свои блоги – и никто не пытается прятать морды, соловеющие над салатиками-селедочками, под пыльные покрывала!

Поневоле задумаешься над тем, что мир, в котором ты родилась – поистине страшное место.

- Какая… гадость! – с выражением произнесла Менька.

Надо же, даже ее на чувства пробило. Первый раз моя несгибаемая премьерша дала слабину. Нет, второй. Первый был, когда Дерьмовый меч и его антипод – щит Буллщит – завоняли в унисон, пытаясь перепАхнуть друг друга.

Остальные мои соратники от вида харякруса только ручками прикрывались, да вздыхали на разные голоса, растеряв слова. Я пожала плечами, не понимая, что такого ужасного видят в Д‘Оровой Харе остальные. Конечно, рожа у мужика противная, но, судя по размеру кубка, стоящего от ректора по правую руку, она вполне могла быть еще противнее.