— Прямую кишку, склонную к недержанию чего попало, в том числе и речи, — завершила я нехитрую мысль Дерьмового меча. — Хватит болтать, о мудрейшее из кишечных изделий, переходи к сути. Прежде чем ты пресечешь нить жизни Мордевольты, надо еще до шпульки добраться. Где эта нить, то есть Мордевольта, прячется?

— Этого никто не знает, — покачала головой Инсоленмия. — При ее способности создавать порталы во времени и пространстве Мордевольта может оказаться где угодно и когда угодно. То есть в любом месте и в любом времени.

— А вернуться в прошлое, убить там меня и отобрать у Гаттера свой амулет она может? — с трепетом в голосе спросила я.

Инсолемния впервые посмотрела на меня с уважением. Мелочь, а приятно.

— Не знаю, — покачала головой королева. — Почему-то она никогда не делала таких вещей — не возвращалась во времени назад и не меняла ситуацию на корню. А ведь могла бы… — Инсолемния призадумалась. — Может, на этот счет есть какой-нибудь запрет? Вроде расщепления пространственно-временного контиинума?

Ой, вот чего не люблю, так это длинных слов, за которые мало платят.

— Ну, раз не может, значит, и нечего над этим голову ломать. Может, у нее комплекс. Психологический, — важно объявила я и все снова посмотрели на меня с уважением.

То-то же. А то распустились, понимаешь, махровыми лопухами на пустыре.

— И все-таки как нам ее искать? — беспомощно пробормотал кто-то. Кажется, я и пробормотала.

— Вот смотрю я на вас, смотрю и думаю: ну и дураки же вы все! — хрюкнуло у нас под ногами.

Все опустили глаза. У ножки кровати, аккуратно обвив лапы хвостом, сидел скептически настроенный Лассаль. У кошачьих вообще вид довольно презрительный, но Лассаль являл собой олицетворенное кошачье презрение, наделенное правом насмешливого голоса.

— А конь-то вам на что?

Галоперидол с Инсолемнией переглянулись, король недоуменно покрутил пальцем у виска. А мы, не сговариваясь, хором взвыли:

— На-ви-га-тор!!!

Потуга двадцать девятая

Надо немедленно найти моего коня, а заодно дракона, Кабачка фон Патиссона, Полотенция, Афедронию, сорок тысяч боевых эльфов и всех-всех-всех! Зачем? Затем, что мне очень хочется отсрочить момент моей схватки с Мордевольтой. Собственно, я настраивалась на эпик баттл с Галоперидоловской армадой, чтоб можно было красиво стоять на холме, поставив обутую в ботфорт ногу на полковой барабан и смотреть в подзорную трубу, как полководцам и полагается. А эти… соратники и союзники чтоб представляли на театре военных действий что-нибудь новенькое. Или что-нибудь старенькое, из классики. И что вместо этого? Вместо этого я должна разыскивать Мордевольту по каким-то стремным подвалам и один на один вонзать в нее меч, который в принципе немордевольтовонзаем.

Я с сомнением посмотрела на свой позорный, вечно пьяный от крови, несмешно шутящий артефакт избранности. Меч ответил мне таким же сомневающимся взглядом. Вот нахал! Сомневаться в своей королеве, в своей Избранной! Гнев разрастался у меня в груди, сердце облилось кровавым кипятком, а печень — черной желчью… В общем, обидели меня, Мурмундию Ипритскую. Хотя теперь уж и не знаю, Ипритская я или непонятно чья, раз папа у меня Галоперидол.

Глядя на мое тонкое, озаренное печалью лицо, наш маленький отряд, не раз глядевший смерти в лицо, приуныл и рассопливился. Мы все как-то и понурились, пожухли и поутихли. И тут дверь в камеру распахнулась под мощным ударом кулака, колена, полена и выпуклого лба. По звуку было понятно, что это принц Финлепсин, опомнившись от ужасного разочарования, отныне и навек разделившего его жизнь на две половины, вернулся в строй.