Когда я видел подобный скипетр в последний раз, это была более взрослая версия игрушки с полки Шахар. К ней был прикреплен острый ножичек, которым так удобно было резать мою кожу на полоски. Помнится, от такого надругательства над детской игрушкой мои раны горели, словно их солью посыпали…

Я вновь посмотрел на Шахар. Белокурая Шахар, наследница Шахар, будущая правительница Шахар Арамери. Среди детей Арамери все-таки находились такие, кто нипочем не воспользовался бы скипетром, но я был уверен, что Шахар такой душевной мягкостью не обладала. Хотя бы раз она этим жезлом наверняка воспользовалась, причем с превеликим удовольствием. И скорее всего, ее первой жертвой стал Дека. Исцелил ли ее болезненный крик брата от стремления причинять боль? У Арамери, скорее, было в обычае терзать своих самых любимых и с упоением вспоминать об их муках.

Я призадумался: а не убить ли ее?

Я долго взвешивал все за и против.

Потом повернулся и шагнул сквозь стену в соседнюю комнату.

Как я и ожидал, покои у них были смежные. Так обычно размещали близнецов Арамери. Их комнаты располагались рядом, и спальни соединялись дверью: чтобы дети, по желанию, могли спать врозь или вместе. Благодаря таким дверям многие двойняшки Арамери переставали быть двойняшками – оставался только один. Сильнейшему из двоих было так легко прокрасться в спальню более слабого брата или сестры в ночной темноте, пока спали все мамки и няньки…

В комнате у Деки было темнее, чем у Шахар: она располагалась с той стороны дворца, куда не попадал лунный свет. Я посмотрел в окно и сообразил, что солнечного света этой комнате тоже доставалось меньше: снаружи виднелись гигантские сучья Мирового Древа, тянущиеся в ночную даль. Ветви и несчетные листья частично заслоняли вид, и солнце проникало сюда разве что размытыми пятнами. По итемпанским меркам такой свет полноценным уже не считался.

Я заметил и другие признаки несколько приниженного положения мальчика: на полках меньше игрушек, на постели меньше подушек. Я подошел к кровати и стал задумчиво смотреть на него. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, и даже во сне выглядел спокойным и аккуратным. Нянька заплела его длинные черные волосы в несколько кос – наверное, в неуклюжей попытке заставить их виться хотя бы немножко. Я нагнулся и провел пальцем по тугим прядям одной из косичек…

– Может, мне тебя наследником сделать? – прошептал я.

Он не проснулся, так что ответа я не получил.

Отойдя от него, я с удивлением обнаружил, что ни одна из игрушек на полках не несла на себе послевкусия любви. Я понял, что к чему, лишь приблизившись к небольшому шкафчику с книгами: вот где любовью все так и дышало! Не менее дюжины свитков и книг носили явственный отпечаток детских восторгов. Я провел пальцами по корешкам, вбирая магию смертных. Здесь были карты далеких стран, истории открытий и приключений, тайны смертного царства… В жизни Дека вряд ли много со всем этим сталкивался, будучи с рождения заперт здесь, во дворце. Так что для него содержимое этих книг наверняка мало отличалось от мифов и сказок.

Я закрыл глаза и поднес пальцы к губам. Втянул запах – и вздохнул. Нет уж, ребенка с подобной душой я не мог сделать наследником. Это все равно что своей рукой его уничтожить…

Я двинулся дальше.

Сквозь стены, под полом кладовки, через торчащий сук Древа, практически заполнивший собой одно из сокровенных замкнутых пространств, и вот я в покоях нынешнего главы семьи Арамери.

Здесь одна спальня превосходила размерами всю совокупность комнат, выделенных ребятишкам. Посредине располагалась большая квадратная кровать, установленная на просторном круглом ковре, скроенном из пушистой белой шкуры какого-то существа: я даже не смог припомнить, доводилось ли мне охотиться на таких.