– Ясно…

Она подняла руку, помедлила, но все-таки поддалась мимолетному порыву и положила ладошку мне на грудь. Будучи в человеческом облике, я не мог замурлыкать. А вот с наслаждением вздохнуть и слегка выгнуться под ее рукой – это запросто. Так я и сделал.

– Ой, а это что было? – спросила она.

– Ну, как же, госпожа Шахар, полагаю, на сенмитском это называется «поцелуй». По-темански будет «умишдэй», а на убийском…

Она довольно сильно шлепнула меня по груди – даже кожу защипало. Побледнела, сообразив, что натворила, но тут же прогнала страх. Ее щеки покрылись пятнистым румянцем, означающим у амнийцев либо нездоровье, либо сильное чувство. Полагаю, она смутилась.

– Я имела в виду… почему ты это сделал?

– А почему ты меня прошлой ночью поцеловала?

– Ну… не знаю, – нахмурилась она. – Просто мне показалось, что так будет правильно.

– Ну вот, а теперь мне так показалось. – Я снова зевнул. – Проклятье. Похоже, мне надо поспать…

Она села, но с кровати слезать не торопилась. Она сидела ко мне спиной, и я видел, как напряжены ее плечи. Я ждал, что она задаст еще вопрос, и, должно быть, она собиралась кое о чем спросить. Однако вместо этого она сказала:

– Я рада, что ты вернулся, Сиэй. Правда-правда. И я рада, что случившееся в тот день не было… – Она глубоко вдохнула. – Я так долго тебя ненавидела!

Я сложил руки за головой и вздохнул:

– Думаю, ты все еще чуточку меня ненавидишь, Шахар. Я же тебя брата лишил.

– Нет, – сказала она. – Это сделала мать.

Однако полной убежденности в ее голосе не было, а я знал, что сердце смертного не всегда подчиняется логике.

– Ранам нужно время, чтобы зажить, – сказал я, думая о своем.

– Может, и так, – согласилась она. Еще немного помедлив, она со вздохом поднялась. – Я буду у себя в комнате.

И она вышла. Мне очень хотелось еще поваляться в постели, сопротивляясь наползающему сну, однако иногда преобладает не ребячество, а нажитая мудрость. Вздохнув, я перекатился на бок, свернулся клубочком и сдался дремоте.

5

Превыше смертных стоят боги, а превыше нас – непознаваемая сущность, которую мы называем Вихрем. И Ему по какой-то причине нравится число три. Это число Его детей, великих богов, создавших остальных нас. Они сами дали себе имена, они объемлют все сущее. Мы, младшие боги, делимся на три чина; впрочем, это потому, что мы сами истребили четвертый.

Первыми появились ниввахи, выравниватели; к ним и я имею честь принадлежать. Мы родились от первых попыток общения Троих между собой; пути их любви далеко не исчерпывались обычными понятиями о размножении. Они и сами были еще юны и не знали, как это – быть родителями, отчего и наломали немало дров, однако все это было давно и неправда, и большинство из нас успело их благополучно простить.

Выравнивателями же нас именуют, заметьте, не потому, что мы что-то уравновешиваем, просто у каждого из нас в родителях – двое из Троих, что и приводит к равновесному сочетанию. Я, например, произошел от Нахадота и Энефы, а для других это были Энефа и Итемпас. Нам, детям Нахадота, не очень-то нравятся наши единоутробные родственнички от Итемпаса, но мы все равно любим их. Так уж оно водится в семьях.

Следующие – элонтиды, или расхожденцы. Они так называются опять же не потому, что куда-то разбредаются или активно пытаются расшатать мироздание – просто они родились от расхождений.