Было что-то в лице Гидеона — теплота, напряженность (может быть, опасение?), — что заставило ее сказать:
— Я бы хотела знать.
— Моя дорогая миссис Лэнгфорд, должен вам признаться, что я, кажется, полюбил вас.
Эйлин уставилась на него. Меньше всего она ожидала услышать такое.
— Кажется? — выдохнула она.
— Я полюбил тебя едва ли не сразу, и ты занимаешь все мои мысли, не давая мне ни работать, ни спать...
— Несколько минут назад я поняла, насколько ты чувствителен, — мягко сказала Эйлин.
— Чушь! — возразил он. Ей показалось, что он сейчас ее поцелует, и она отклонилась в сторону. Если он это сделает, все пропало. Гидеон пригрозил: — Когда я все-таки тебя поцелую, тебе придется просить пощады.
— Ни за что! — заявил бесенок, который недавно поселился в ней.
— Итак, — помолчав, продолжил он, снова став серьезным, — только когда мы поженились, я осознал, хотя и не понял причину, что жизнь без тебя стала для меня скучной. Мне нравилось, что ты живешь в моем доме. Мое сердце радостно билось, когда ты входила в комнату. Мне нравилось, что ты была рядом, нравились наши совместные трапезы, твой смех. Мне хотелось успокоить тебя, когда страшная мысль о том, что ты, возможно, потеряла сестру, становилась для тебя непереносимой.
— О, Гидеон, — судорожно вздохнула Эйлин.
— Скажи, что ты любишь меня, — попросил он. Она хотела сказать, что любит его безмерно, но от волнения не могла произнести ни звука. — Твои глаза говорят, что любишь, но, моя дорогая, мне так нужно услышать это от тебя.
— Ты... подозреваешь, что я тебя люблю?
— Никогда в жизни я не был так неуверен. И если бы не миссис Тернер, которая сказала: «Вот влюбленная женщина», когда ты как фурия накинулась на меня, я сомневаюсь, что у меня хватило бы смелости сказать тебе о своих чувствах.
— Миссис Тернер сказала, что я... — ахнула Эйлин.
Гидеон кивнул.
— Ну, так скажи, Эйлин, она права? — потребовал он.
— Неужели ты думаешь, что я могла бы войти в спальню мужчины, если бы не любила его? — мягко спросила она.
— Господи, я знал, что ты превратишь мою жизнь в ад... Скажи это!
— Я... люблю тебя, — сказала она.
Гидеон подхватил Эйлин на руки и покрыл поцелуями ее лицо.
— Никогда не хотел бы снова испытать мучительную неопределенность последних часов, — сказал он охрипшим голосом.
Эйлин нежно приникла к его губам. Их поцелуй стер последние следы боли и страданий.
— А теперь я хочу знать, любимый, почему ты не рассказал мне о Джастине и Ките, когда пришел ко мне в комнату вчера ночью?
— Сначала мне казалось жестокостью вселять в тебя какую-то надежду, когда все было так неопределенно, но потом я почувствовал, что должен поделиться с тобой последними новостями.
— Но... не сделал этого, — поддразнила она. Сознавая, что человек, которого она любит, отвечает ей взаимностью, Эйлин наконец-то смогла полностью расслабиться.
— Я нервничал. Не знал, как быть: сказать тебе о наших непутевых родственниках или попытаться выяснить, была ли права детектив, что я тебе небезразличен. Но ты была не такой, — обвинил он, — как если бы любила меня.
— Ну... да, — согласилась она, почувствовав, как порозовели ее щеки. — Если память мне не изменяет, ты тоже сначала вел себя не так, как подобает влюбленному.
— А почему я должен был? Я пришел к тебе переполненный чувствами и новостями, а ты имела наглость затеять разговор об адвокатах и разводе!
— Мне показалось, что. |