Надо сказать, что к щегольству своего окружения, как и к поддержанию роскоши двора своей супруги, царь был весьма снисходителен. Он даже поощрял богатые, расшитые золотом кафтаны своих любимцев, изящные кареты цугом, череду слуг, одетых в гербовые ливреи. И царя не смущало, что костюм любого лакея Меншикова был более богат и изящен, чем его, государя. Петр с удовольствием пользовался роскошными каретами Меншикова и Ягужинского. А приближенные царя даже должны были вести широкую разгульную жизнь с открытыми столами, приемами, пирами, весельем, фейерверками! (Ну кто тут станет интересоваться источником доходов?) Царь сам, к примеру, поощрял Меншикова к тому, чтобы его дом был представительским, настоящим роскошным дворцом. Это очень важное слово – «представительский». Роскошь ближнего окружения Петра олицетворяли собой высшие чины в служебной иерархии России, и следовательно, поддерживали высокую идею величия державы. Показательно, что были случаи, когда и сам Петр, обычно неаккуратный и непритязательный в одежде, под влиянием своего окружения облачался в щегольской костюм. Кроме того, сама долго вынашиваемая царем мысль о Российской империи была неотделима от понятия роскоши. Не случайно Петр внес доминирующую золотую ноту и в новую столицу России – Петербург: нет более в мире городов, где было бы столько золота в архитектуре. И всевозможные иллюминации, фейерверки также ассоциировались у современников с роскошью – они напоминали горы сверкающих бриллиантов.

Как отметил Сергей Соловьев, многие сподвижники царя стали отождествлять себя с государством и смотреть на казенные деньги как на собственные, полагая, что право на это дают их великие заслуги. А немалые заслуги перед державой имел и Матвей Петрович. Всем было известно, что он стяжал себе славу любимца Петра I. Голштинец граф Хеннинг Фридрих фон Бассевич, оставивший известные «Записки о России при Петре Великом», заявил о Гагарине, что «царь уважал его за многие прекрасные качества». И в самом деле, князь рано поступил на государеву службу и нес ее успешно, с радением. Он обратил на себя внимание Петра уже в 1701 году, когда руководил строительством шлюзов и каналов, соединением Волги и Дона. Задалась у Гагарина и служба в качестве московского коменданта с мая 1707 года. Но главным образом карьера Матвея Петровича была связана с Сибирью: он служил там и товарищем при брате, иркутском воеводе Иване Гагарине, затем стал нерчинским воеводой, побывал судьей, а с 1706 года – главой Сибирского приказа. Оказавшись во главе Сибирской губернии в марте 1711 года, Гагарин вполне успешно справлялся с главными своими обязанностями: при нем возросли сборы налогов, рекруты из Сибири пополняли действующую армию, было закончено строительство тобольского кремля, в Китай отправлялись торговые караваны, развивались дипломатические отношения с восточными соседями России. А один современный панегирист князя восторгался тем, что тот в продолжение трехлетнего срока раздал пленным, сосланным в Сибирь, 15 тысяч рублей.

Однако постепенно образ рачительного губернатора, радетеля интересов Отечества начал блекнуть. Огромная власть и почти полная бесконтрольность открывали большие возможности для злоупотреблений и коррупции, чем и занялись с присущим им рвением и сам Гагарин, и его родственники, которых он постарался определить на самые выгодные должности. Особенно много возможностей предоставляли торговые дела с Китаем, Средней Азией и казахскими народами. Князь развернулся во-всю и, используя заниженные сведения о доходах, составил себе крупное состояние.

Уличать его в казнокрадстве начали уже в 1714 году. Заподозрив неладное, царь поручил архангельскому губернатору, полковнику Григорию Волконскому отправиться в Сибирь и провести на месте тщательное расследование действий Гагарина. Но Екатерина Алексеевна, которой сей сибирский начальник часто посылал знатные подарки, попросила закрыть на все глаза и дать о нем самый благоприятный отзыв.