— Я хочу запомнить наш старый Париж таким, каким вижу его сейчас, — тихо произнес Аллин печальным голосом. — И я хочу запомнить тебя такой, как в этот момент, — нежной, красивой, с распущенными волосами.

— Не говори так, — взмолилась Вайолетт, поворачивая к нему голову, покоившуюся на его плече, и прикладывая пальцы к его губам. Слова Аллина напомнили ей о предстоявшем расставании, о котором она еще не готова была думать.

Он схватил ее руку и прижал к своим губам, а потом к своему сердцу. Его грудь высоко вздымалась от волнения. Наконец он отпустил ее руку и обнял за талию, сначала широко расставив пальцы, а потом мягко сжав их на теле так, словно хотел вобрать в свою ладонь всю ее и удержать возле себя.

— Ты так красива, так нежна и прекрасна! — хрипло прошептал он, почти касаясь губами ее лба. — Я люблю тебя, и буду любить всегда, как любил все эти долгие недели. Верь мне, прошу тебя, верь. Бывало, стоя перед мольбертом с кистью в руке, я смотрел на тебя, восседающую на возвышении, и вынужден был отворачиваться, чтобы снова и снова напоминать себе о реальности, иначе я мог бы наброситься на тебя и взять силой прямо там, на полу.

Вайолетт потерлась лбом о подбородок. Дрожащим голосом она призналась:

— Иногда, когда я сидела там на помосте, я хотела, чтобы ты это сделал.

— Но разве я мог?.. — Он сжал ее в своих объятиях.

— Мог бы ты? — Ее тело заныло от предвкушения его ласк.

— Если это то, чего ты хочешь. Если твое желание таково же, как мое.

— Теперь, — томно прошептала она, — я желаю того же, чего и ты. Теперь и всегда.

Повторяя ее имя как победную песнь, он отнес ее на руках на помост и, положив там, опустился рядом с ней на колени. Они не чувствовали ни стыда, ни угрызений совести, они были единым целым. В любви и страсти они наслаждались каждым пролетевшим мгновением и не могли отличить одно от другого, настолько неповторимо и прекрасно было каждое из них.

Неумолимо наступил рассвет, и ночь окончилась. Аллин помог Вайолетт одеться, затянув на ней корсет, застегнув пуговицы, завязав юбки, расправляя их поверх кринолинов. Своей щеткой в серебряной оправе он расчесал ее спутанные волосы, пока она стояла к нему спиной, высоко подняв голову, чтобы позволить стянутой корсетом груди вдыхать воздух.

Держа на руке тяжелую прядь ее блестящих волос, он вдруг выдохнул:

— Давай уедем вместе куда-нибудь.

— О, Аллин, — прошептала она, глядя на него затуманенными от слез глазами.

— Ты согласна? Если это мое желание?

Она медленно повернулась к нему и встретилась с ним взглядом.

— Я люблю тебя, — с трудом проговорила она.

На лице его было написано страдание. Он опустил руку, и пряди волос, которые он все еще держал, упали мягкими кольцами на ее платье. Срывающимся голосом он сказал:

— Ты любишь меня, но замужем за другим человеком. Это совершенно невозможно.

— Но Гилберт тоже любит меня. — Вайолетт отвела взгляд.

— О да, конечно, разве может он тебя не любить? Но насколько сильно?

Она медленно покачала головой, не соглашаясь с ним.

— Нас связывают обещания.

— До тех пор пока смерть не разлучит вас, — закончил он за нее и убедительно добавил:

— Я мог бы убить его… на дуэли чести.

Вайолетт подняла голову. Глядя ему в глаза, она взяла его руки и погладила большими пальцами мозоли от шпаги на его ладонях.