Случалось, по вечерам Гилберт допоздна торчал в той или иной таверне, поглощая огромное количество пива с жирными сосисками. В такие минуты он оставлял дома Термину с указанием не спускать с Вайолетт глаз и разрешал ей идти спать только тогда, когда возвращался домой. Обычно в такие вечера он бывал пьян и мрачен. Его лицо лоснилось от жира, от него разило чесноком. Вайолетт старалась избегать его, поскольку он вел себя грубо и говорил громким голосом, сравнивал ее с девицами, работавшими в тех барах, где он бывал, и сравнения эти были всегда не в ее пользу.

Гилберт не подходил к ее постели и прикасался к ней только в случае необходимости. Когда он видел ее полуодетой, он делал такое лицо, что Вайолетт становилось ясно: она вызывает у него отвращение. Если дело обстояло таким образом, то зачем же он увез ее? Этого она не могла понять. Похоже, что им двигало лишь чувство собственника, желание утвердить свои права на нее.

Иногда Вайолетт казалось, что так больше продолжаться не может, что она не в состоянии выносить безмолвную злобу мужа. Поначалу она раскаивалась, как он того хотел, испытывала чувство вины, готова была просить прощения. Но по мере того, как проходили недели, раскаяние стало перерастать в настойчивое неприятие. Теперь ее начали раздражать его действия, направленные на то, чтобы заставить ее пожалеть о своей неверности, оставить ее один на один со стыдом, чтобы она почувствовала себя недостойной уважения других людей. Она не была ребенком, которого балуют и хвалят, когда тот себя хорошо ведет, и наказывают, если он делает что-то не правильно. Она человек, у нее есть чувства и желания, мысли и мнения. Если Гилберт не мог или не хотел понимать таких вещей, то она не может более уважать его, не может чувствовать себя связанной с ним.

Итак, они переезжали с места на место вокруг озер, из Люцерна в Комо, затем в Лугано. Именно там они узнали, что по приказу правительства английские войска вторглись в Крым и вскоре состоится встреча командующих союзническими войсками. Там же их настиг посланный Аллином по почте портрет.

Гилберт послал за портретом утром того дня, когда они уезжали из Парижа. Они не получили его до отъезда на вокзал, и Гилберт распорядился переслать ему портрет в Швейцарию. Но поскольку они переезжали с места на место без всяких планов, то прошло некоторое время, прежде чем посылка нашла их.

Гилберт, не распаковывая портрет, поставил его у стенки в их пансионе в Лугано. Время от времени он останавливал на нем свой злобный взгляд, но не приближался к нему. Казалось, что посылка и привлекала его, и отталкивала. Вайо-летт подумала, что так же, как и в случае с ней, ее муж не желал отказываться от своей собственности, поскольку он ее заказал и оплатил, но был намерен презирать ее.

Однажды, дождавшись, когда ее муж уйдет, Вайолетт послала за молотком и стамеской, чтобы самой распаковать картину. Увидеть портрет было равносильно тому, чтобы взглянуть на себя глазами Аллина. Это оживило ее.

Краски завораживали своей чистотой, ее лицо светилось и излучало жизнь. Композиция портрета, поза модели были гармоничны и изящны. Складки ткани и тонкий рисунок кружевного воротника ее платья казались настоящими. С портрета на Вайолетт смотрели ее глаза — живые, с легкой тенью грусти самопознания, взгляд их был немного тревожен и в то же время решителен, он не мог скрыть трепещущей радости и зарождающегося в его обладательнице желания.

Портрет напоминал ей о том, кем она была и что с ней случилось. Горечь утраты пронзила сердце Вайолетт, захлестнув ее страданием. Каждая частичка ее тела наполнилась болью, каждая клеточка отозвалась острой тоской. Она пыталась подавить в себе эти чувства, запереть их в глубине души, но не смогла этого сделать.