Ее щеки и губы побелели и казались безжизненными. Щеки даже будто ввалились, руки заметно дрожали. Почувствовав на себе его взгляд, Свирель сцепила ладони перед собой, но и в таком положении они отказывались подчиниться ей.

О Боже! Она ведь видела не смерть несчастного, а как наяву смерть близких или собственную, если их поймают сегодня.

Жестокая и бесславная смерть, которая могла застигнуть на улице. И где несчастных бросили бы, истерзанных и окровавленных.

И никто не похоронил бы, никто не оплакал бы. Так и остались бы никому не известными трупами.

Огромная ответственность за жизнь близких словно придавила ее к земле.

А чем он помог? Выскочил из повозки, рискуя привлечь к ним внимание? Не говоря ни слова, Джайлз залез в повозку и рухнул на сиденье, негодуя на себя за собственную несдержанность и недомыслие. А негодяев убил бы. Да-да, совсем теряет контроль над собой.

Он едва расслышал тихие слова Оливера:

— Пожалуй, нам стоит воспользоваться другим маршрутом.

И Оливер молча развернул лошадей, чтобы вскоре затеряться среди боковых улочек. А толпа потоком устремилась к месту казни королевы.

София набрала полную грудь воздуха и выдохнула. Затем вздохнула еще раз, пытаясь овладеть собой.

Что она сделала?

Сидела неподвижно, пока убивали беспомощного старика. События развивались бурно и будто слились с ее ночным кошмаром. Из ее души рвались крики, но не прорывались наружу сквозь прочный барьер инстинкта и чувства самосохранения. Грудь занемела и не могла ощутить даже наполненности воздухом. Стало больно.

Ничего не сделала. Ничем не помогла несчастной жертве.

Возможно ли, что это случилось из-за пугающего ее открытия: она любит Джайлза. Или причина в обыкновенной трусости? Так схватила, что и пальцем не шевельнуть, чтобы помочь старику?

А Джайлзу не занимать смелости. Он рванулся помочь, не колеблясь ни секунды. Это она вдруг очнулась от транса и кивнула Оливеру, который тут же стиснул Джайлза, как воришку-карманника. И удержал его от того, что тот считал справедливым поступком. И держал крепко, будто от этого зависела их жизнь.

Но это действительно так.

Осознав это, Свирель возмутилась и даже испугалась.

Значит, она как бы обменяла свою жизнь на жизнь старика. Разум говорил ей, что этот вывод логичен, но сердце отказывалось соглашаться с тем, что только так и надо было поступить. Смерть старика была ужасной.

Обвинение Джайлза словно повторяло обвинение из ее страшного сна. Она предала старика, как предаст и Джайлза, если операция по высвобождению родных из тюрьмы сорвется и их арестуют. Или у нее хватит мужества выдержать весь тот кошмар, который их ожидает? Хватит ли мужества, чтобы спасти и его жизнь, взяв всю вину на себя?

— Прибыли, — тихо сказал Оливер.

София взглянула на серые, покрытые пятнами времени камни Аббайе.

Теперь ей понадобятся весь ее артистизм и умение убеждать, причем ни на секунду нельзя никому дать усомниться в ней и ее полномочиях, иначе и рисковать не стоит, иначе напрасны все усилия, и она никогда не увидит семью освобожденной. Надо сосредоточиться. Все сомнения отбросить, а переживания перенести на потом.

Но чувства ее были по-прежнему обострены так, что потемневшие от времени стены стали в ее глазах вдруг яркими, словно кровь, и заблестели от солнечных лучей. А в ушах загудело ужасающе монотонное скандирование толпы, и пришлось даже зажмурить глаза.

Кровь. Кровь. Кровь.

Их кровь. Пальцы Софии впились в деревянную планку перед сиденьем.

Джайлз подался к Свирели и погладил ее плечо. Она сильно вздрогнула от неожиданности.

— Прошу прощения, — шепнул он, — Мы бы погибли, если бы я вмешался в ту бойню.

Она отчаянно затрясла головой, пытаясь избавиться от кошмарных кровавых видений перед глазами, и с облегчением увидела, что тюремные стены снова приобрели свой обычный цвет.