Чарли сразу понял, кого сопровождал его будущий тесть.
При взгляде на незнакомку у него перехватило дыхание. Окружающее исчезло, и он не отрываясь смотрел на нее. Она явно кичилась своей красотой: волевой подбородок, черные вьющиеся волосы зачесаны назад. До сих пор он не видел женщины с такой шелковистой и стройной фигурой. Ее руки были привязаны к луке седла, с которого она с величественным презрением смотрела вокруг.
Так вот какова она — дочь Джеба Мэлони! Маленькая злючка, спалившая школу и сунувшая горсть муравьев в табакерку гувернантки.
Откинув голову, Чарли рассмеялся. Он с восхищением смотрел на этого бесенка, покидавшего пределы города. Уж она-то не даст ему скучать, и дело его чести укротить ее.
А в постели она, должно быть, неистова, как тигрица. При этой мысли кружка в его руках задрожала, и Чарли, ухмыльнувшись, крепче сжал ее. «Ну что ж, мистер Мэлони, — подумал он, — по рукам».
Глава 4
Наконец Кейт, ее отец и двое работников, перевалив за последний холм, спустились в долину, где в трех милях к северу от Раунд-Рока, вдали от суеты, находилось просторное ранчо Мэлони. В воздухе пахло травой и свежескошенным сеном.
Девушка в один миг охватила взором знакомые места: большой дом, снаружи выложенный известняком, с островерхой крышей из железа, старый дуб и ореховые деревья, дворовые постройки… Позади дома протекала небольшая речка, за ней паслось стадо длиннорогих коров. В одном из двух огромных загонов ковбои объезжали недавно пойманных мустангов.
Кейт понимала: после нескольких ужасных недель в школе миссис Эберхард, тюремного заключения и трехдневной тряски по неровной дороге ей следовало радоваться возвращению под родительский кров, но она по-прежнему злилась на отца за его нежелание выслушать, а еще больше за намерение выдать ее за какого-то омерзительного старикашку.
Кейт чувствовала себя несчастной и измученной, от долгой скачки у нее болели ягодицы, кожа стерлась и обгорела. Весь путь она проделала в одном наряде — коричневом платье из ситца, которым снабдил ее шериф Уилсон.
Хотя приезд домой не обещал ей ничего хорошего, предвкушение горячей ванны и долгого сна на пуховой перине в своей каморке наверху не могло не радовать Кейт.
Медленно спустившись по склону холма, путники проехали по небольшому деревянному мосту, перекинутому через речку. Едва их лошади остановились у крыльца, из внутренних покоев выскочила полная, средних лет мексиканка с темными горящими глазами. На ней было домотканое платье орехово-коричневого цвета и белый фартук. Густые, заплетенные в косу волосы уложены короной на голове.
— Детка, ну вот ты и дома! — воскликнула она.
Настроение Кейт сразу улучшилось, и она улыбнулась доброй мексиканке. Кончита Гонсалес всегда считала ее своей дочерью, точно так же как юная Мэлони видела в кроткой экономке вторую мать. К сожалению, эта женщина ничем не могла помочь Кейт в ее постоянных стычках с отцом. Кончита всякий раз избегала брать чью-либо сторону.
Экономка удивленно уставилась на руки Кейт, все еще притороченные к седлу, потом с возмущением обратилась к хозяину:
— Сеньор! Разве мыслимо собственную дочь привозить домой связанной, словно животное?
Слезая с лошади, Джеб лишь что-то пробурчал про себя. Он считал Кончиту прекрасной экономкой, которая имеет подход к Кейт, но и она была не властна над маленькой озорницей. Впрочем, Джеб, насколько мог, считался с ней.
— Чита, — проговорил он, снимая шляпу с головы. — Тебе ведь известно, как упряма наша девочка. Она попыталась удрать от нас, и нам пришлось связать ее… ради ее же блага. Ты же не хочешь, чтобы она попала в лапы какой-нибудь шайке дезертиров, а?
Кончита печально посмотрела на Кейт:
— Неужто вы и теперь не развяжете ее, сеньор?
Подойдя к лошади Кейт, Джеб вынул нож и осторожно разрезал веревку, стягивавшую запястья дочери. |