Изменить размер шрифта - +

— Местным бы оставили… — буркнул Тарасов.

— Да каким там местным, — горько махнул рукой Полкман. — Побили там местных. Кого помоложе угнали в Демянск на работе. Старух же… Эх…

Партизан помолчал, а потом продолжил:

— Оставлю я тебе, товарищ подполковник, эти мешки. Поделите меж собой.

Тарасов хмыкнул:

— Издеваешься? По полгорсти на брата выйдет. Лучше с ранеными отправьте на базу. Врачи рады будут.

— Врачи? — удивился Полкман.

— Врачи, Мартын Мартынович, врачи. Жрать нечего, так раненые придумали кору жрать с деревьев. Как зайцы. А желудок-то не заячий. Человечий. Ну и мучаются запорами. Так что твои семечки в самый раз будут. Вместо касторки. Может и не помогут, а все одно больше нечем. Гриншпун! — крикнул Тарасов, увидав, что уполномоченный особого отдела приближается к ним. — Гриншпун! Иди сюда, с партизанами познакомлю!

Гриншпун подошёл молча и ожег холодным взглядом Полкмана:

— Ваши документы!

Полкман удивился:

— А вот нет документов! Вона два мои документа — сыновья. Один — Мартын, другой — Давид!

— Документов нет? Почему? — прищурился особист.

Тарасов захотел было придержать озлившегося особиста, но придержал сам себя. По-своему Гриншпун был прав. Мало ли кто по лесам шляется…

— Не успел захватить, когда из дома через окно сигал. А пацаны мои — взяли. Успели, — набычился Полкман.

Гриншпун подозвал сыновей партизанского командира. Долго изучал их комсомольские билеты. Сверял фотографии с лицами. Сыновья были в отца. Такие же медведи здоровенные. И суровые.

— Взносы за полгода не уплачены… — задумчиво сказал Гриншпун, вертя в руках комсомольские билеты.

— Кровью платили, — ответил за сыновей Полкман. — И своей, и чужой.

— Кто этот человек? — не обращая внимания на Мартына, спросил парней уполномоченный.

— Отец, — ответил тот, который побольше в размерах. — Полкман Мартын Мартынович. Командир демянского партизанского отряда.

— Давид… — протянул Гриншпун парню его билет. — Больше на Голиафа похож.

Парень не улыбнулся шутке. А документ завернул в тряпочку и сунул за пазуху.

— Значит, подтверждаете? — спросил особист у второго — тоже Мартына.

Тот молча кивнул.

— Ну, ну… — неопределенно ответил Гриншпун. Потом повернулся к Полкману:

— Извините. Работа такая… Николай Ефимович, вы закончили с ними? Поговорить надо.

Тарасов вместо ответа шагнул к Полкману:

— Мартын Мартынович, сейчас вас боец проводит к врио начштаба, там решите технические вопросы, лады?

Полкман кивнул.

— Полыгалов! Проводи партизан!

Рядовой Полыгалов, ставший порученцем Тарасова, после того, как в штабном шалаше погиб вместе с Шишкиным и лейтенант Михайлов, махнул Полкману и сыновьям рукой. Проходя мимо особиста Мартын-старший не удержался и буркнул:

— Шлемазл. Поц гойский.

Буркнул тихо. Но так, чтобы Гриншпун услышал.

Тот не удержался от улыбки, когда партизаны скрылись в лесу:

— Надо же, ну никак не думал, что меня тут еврейским матом обложат…

— Борис, — Тарасов улыбку не поддержал. — Ты что за спектакль устроил? Членские взносы приплел какие-то?

— А они, командир, и впрямь не уплачены. Впрочем, это не мое дело…

— Именно! — перебил его подполковник.

Быстрый переход