Каждый день — тех, кто на ногах стоит — заставляют боеприпасы немцам таскать. Снарядные ящики али с патронами. Еду не доверяют. Кто упал — сразу стреляют. Кто слабые — те крючьями мертвяков по углам лагеря растаскивают, чтобы не мешались. А нас на аэродром бросили — снег расчищать. Вот оттуда мы и дернули. Четверо суток по сугробам, товарищ подполковник…
— Карту читает кто из вас? — спросил начштаба. — Можете показать, где аэродром?
— Неее… — в один почти голос загудели красноармейцы. — Мы ж не обученные…
— Жаль… Населенные пункты, — какие рядом были?
— Святкино проходили…
— Понятно, — кивнул Тарасов. — Силантьев, забери бойцов. Нам тут поговорить надо.
Караул вывел бывших пленных из блиндажика.
— Ну что, отцы-командиры, делать будем? — начал Тарасов. — Вот вам и первые разведданные.
— Сомнительные, товарищ подполковник… — подал голос особист.
— Без тебя знаю, особый ты, Гриншпун, уполномоченный, что сомнительные. Других пока не имеем и не предвидится, — отмахнулся командир бригады. — Думаю в район Гринёвщины надо разведчиков сгонять. Доставай карту…
ещё полчаса командование бригады размышляло над возможностью операции. Опасно, но эффективно. И эффектно. Накрыть силами бригады аэродром, который питал всю — ВСЮ! — окруженную немецкую группировку, цель очень заманчивая…
Очень!
— А с бойцами — что делать будем? — спросил в конце разговора осторожный, в соответствии с должностью, Гриншпун.
— В штат зачислим. Лишними не будут.
Гриншпун скривил нос:
— Не по порядку…
Тарасов сильно сузил глаза:
— Не по порядку их сейчас в тыл выводить под конвоем. У меня… У нас, — поправился он, лишних людей нет. Комиссар согласен?
Мачихин, из-за своего медвежачьего роста почти лежавший на лапнике, согласно кивнул:
— Но присмотреть за ними надобно, Ефимыч.
— Это само собой, товарищ комиссар. На это у нас капитан Гриншпун есть. Вот он пусть и приглядывает… А давай-ка посмотрим на этот аэродром поближе, а?
Заходящее мартовское солнце слепило глаза, отражаясь от наста. Ефрейтор Петров — снайпер первого взвода — не мог ничего разглядеть — что там делалось на крутом правом — западном — берегу Поломети.
— Твою мать… — грустно шептал он, пытаясь рассмотреть — есть там немцы или нет.
Речка — шириной метров десять всего. Но если немцы там поставили, хотя бы два-три пулемёта — звездец переправе.
Накроют на чистом льду на раз-два. И не спросят, как зовут.
Он пытался разглядывать берег в оптику снайперской «светки» полчаса, не меньше. Но так ничего и не сумев рассмотреть, отполз обратно.
— Ну что? — спросил его младший лейтенант Юрчик.
— Ни черта не видно. Солнце глаза слепит.
— Плохо… С наступлением темноты уже двигаться надо. Юрчик почесал начавшую отрастать щетину.
— Товарищ командир, а разрешите проверить… — подал голос Заборских. — Мы отделением туда дернем по-быстрому и…
— Отставить… С тебя и твоих ребят ночных приключений хватит. Да и приказа не было переходить. Хотя мысль правильная…
— Может мои, товарищ младший лейтенант? — подал голос сердитый на вид сержант Рябушка, командир третьего отделения. |