— Мать их за ногу… Ведь каждый день координаты им шлем… Шишкин!
— Я, товарищ подполковник!
— Докладная записка готова?
— Николай Ефимович… Обижаешь… — Начштаба протянул Тарасову запечатанный пакет.
— Лейтенант… Передашь этот пакет лично комфронта. Понял? Лично!
Зиганшин задумчиво почесал затылок:
— Мне бы ещё до него добраться, до комфронта-то… Впрочем, наверняка вызовут туда.
— Вот там и передашь.
На Тарасова внезапно дунуло едким еловым дымом от костра. Отвернувшись от него, подполковник увидел бойца, подбегающего к нему:
— Товарищ подполковник, разрешите доложить! Разгрузка закончена. Интенданты сейчас сортировкой занялись. Раненых грузить?
— Само собой. И бегом!
На этот раз чертыхнулся Зиганшин:
— Мы много не увезем, товарищ подполковник! Пять человек только. На местах бортстрелков. Так что только сидячих.
— В люльки лежачих погрузим, — отрезал Тарасов.
— Поморозим же! Ветер, а там фанерка…
— А тут умрут. Не сейчас, так через час. Понимаешь, лейтенант…
— Понимаю, но…
— Но? Но?! Ты, лейтенант, знаешь, какие у нас раненые, какие люди? Ты знаешь, что вчера наши раненые сделали? — вспыхнувшая ярость Тарасова вдруг вылилась слезами по щекам. — Ты, лейтенант, герой! Спасибо тебе! А моим ребятам, кто спасибо скажет? Грузите, я сказал!
Через полчаса «уточки» стали подниматься в ледяное небо, неуверенно покачивая полотняными крылышками…
Провожая их взглядом, Тарасов хрипло спросил, не глядя ни на кого:
— Как думаешь, пацаны ещё живы в Малом Опуево?
Ответом ему было тяжелое молчание…
Если первый батальон так и не смог удержать Большое Опуево, то второй взял Малое с лету.
Комбат-раз — капитан Иван Жук — приказал атаковать без криков и выстрелов. Более того. Десантники его батальона часть пути проползли под настом! Немцы ошалели, когда почти перед их окопами снег взметнулся и белые призраки молча — что самое страшное! — прыгнули на их головы.
Через полчаса, когда под Большим Опуево ещё только разгорался бой — батальон Жука уже зачищал от недобитков деревню.
— Молодцы, мужики! Молодцы! — орал он ребятам, деловито — отделениями — прочесывающим избы.
Из каждой избы приходилось выкуривать фрицев. Гранаты в окна, дверь на прицел…
Внезапно, из крайнего дома басовито застучал трассерами пулемёт. Одной очередью срезало сразу троих десантников, перебегавших улицу, освещённую багровым огнём разгорающихся пожаров.
— Подавить пулемётчика! Бегом! — заорал Жук. — Где командир штурмового взвода?
— Убит!
— Мать твою… Морозов! Морозов! — крикнул комбат бегом к штурмовикам, пусть давят пулемёт!
— Есть, товарищ капитан! — комсорг батальона, сержант Ленька Морозов бросился в залегшую первую роту, перепрыгивая через трупы немцев и десантников.
Очередь стеганула совсем рядом, но он каким-то невероятным образом выгнулся, и пули — вместо того, чтобы порвать живую плоть — выщепили дыры по стене избы.
Морозов нырнул рыбкой, уходя из зоны поражения в сугроб. Ещё несколько десятков метров и…
— Товарищ лейтенант… Комбат…
— Да понял я! — лейтенант Булавченков грыз тесемки шапки-ушанки. — Фомичев штурмовиками сейчас…
Договорить он не успел. |