А мать мечтательно продолжала:
– Было чудесно, Элен. Обычно он возил меня в машине по плантации. В саду стоит старая беседка, в ней мы встречались. Беседка, конечно, ветхая, но мне она напоминала о детстве. При доме, где я выросла, была почти такая же. Помню, я ему об этом сказала. Он проявил большой интерес. Он способен очаровать – такой красивый, и манеры безупречные…
Она запнулась, словно ей вспомнилось что-то, идущее вразрез с этими словами, и Элен вонзила ногти в ладонь.
– Все было весьма романтично, Элен. Важно, чтобы ты это поняла. Не хочется, чтобы ты думала, будто я впуталась во что-то… скажем, гнусное или малопривлекательное. Я, естественно, знала, что он женат, но он был несчастлив в браке, и это почему-то заставляло по-другому смотреть на вещи. Мне казалось… ну, одно время казалось, что он разведется и возьмет меня в жены. Видишь ли, он говорил, что ему этого хочется, а детей у них не было, поэтому особых сложностей не предвиделось. Вот только все деньги принадлежат ей. На ее деньги существует плантация. Так что для него, разумеется, это было бы трудно, я понимала. Я никогда на него не давила, Элен, – на такое, по-моему, способны только вульгарные женщины. Я была готова ждать. Он довольно часто заводил разговор о женитьбе. Мы строили планы – сама знаешь, всякие глупости. Как переделаем дом, когда станем в нем жить. Как украсим его. Как будем принимать гостей. Миссис Калверт почти не принимает; мне казалось, она не права, если подумать, кто она такая и какое положение занимает. Я бы вела себя совсем иначе…
– Мама – прошу тебя!
– И я ему верила, Элен, – сказала мать с легкой укоризной. – Помнишь тот вечер, когда ты пересчитала деньги и заговорила о возвращении в Англию, мы еще тогда поругались? Я тогда пыталась тебе объяснить, как все еще может повернуться. Видишь ли, тогда он пообещал мне, что поговорит с женой. – Она помолчала. – Само собой разумеется, он с ней так и не поговорил. Не думаю, что он хотел меня обмануть, тут все сложнее. Мужчины не лгут заведомо. Они врут, но в такие минуты и сами наполовину верят в свое вранье. Вот почему с ними нужно быть осторожней, Элен. Им так легко, так просто поверить.
– Мама. – Элен подалась вперед. В голове у нее было одно – заставить мать прекратить этот чудовищно спокойный безумный монолог. Настойчивость в ее голосе возымела действие: мечтательные фиалковые глаза вновь обратились к ней.
– Да, милая?
– Мама, он знает?
– Об этом, милая? – улыбнулась мать. – Нет. Разумеется, нет. – Она запнулась. – Видишь ли, милая, у него появилась другая женщина.
– Другая? – Элен побледнела.
– Я, понятно, ее не знаю. Не мое это дело. Честно говоря, я думаю, у него, вероятно, всегда были… другие. Время от времени. Цветные. Его отец отличался по этой части, так мне, по крайней мере, рассказывали. Он южанин. У него это в крови. Таков уж он от природы, и я про это знать не желаю, раз было, так было. У нас с ним сложилось совсем по-другому, вот это я знала. Мы долго встречались. Очень долго. Порой, конечно, ругались, временами не виделись неделями, а то и месяцами. Но рано или поздно он всегда ко мне возвращался. По-моему, Элен, он меня любил. Какое-то время. Еще недавно мы довольно часто встречались. Не так часто, как раньше, но он все еще нуждался во мне. Иногда. А потом это случилось – очень глупо с моей стороны, очень неосторожно, но он два месяца пробыл в Филадельфии, я так обрадовалась, когда он вернулся… – Она на минуту замолкла и отхлебнула чаю, лицо у нее смягчилось. – Знаешь, Элен, я горжусь, что не сказала ему. Могла бы, вероятно, сказать. Чего проще – умолять и лить слезы, но мне такое не по душе. Просто прекращу с ним встречаться, только и всего. Ему и знать не надо, Элен. |