– Лучше бы это были фиалки, – снова и снова повторяла она. – Я знаю, ей бы понравилось. Пришлось взять эти ради цвета, вот и все. Они долго не вянут – вот что хорошо. Но лучше бы были фиалки. Так жаль, что их не было.

Вечером она пыталась покормить Элен, а Элен пыталась что-нибудь съесть, потому что понимала, что Касси заботится о ней, и не хотела ее огорчать. Ей удалось проглотить немного жареной курицы, но каждый кусок застревал у нее в горле. Наконец Касси молча убрала тарелки. Когда она снова вошла в комнату, лицо ее горело, а в руке был длинный конверт. Она положила его на стол и села напротив Элен. В ней чувствовались смущение и тревога.

– Мы должны все обговорить, милая, – сказала она наконец. – Должны. Ты не плакала. Вообще почти ни словечка не сказала. Нам надо обговорить все как есть.

Она заколебалась, и когда Элен ничего не ответила, то взорвалась словами:

– Милая, ты не можешь оставаться в Оранджберге, теперь уж никак. Тебе надо уехать куда-нибудь по-настоящему далеко. Ведь у твоей матери есть сестра в Англии. Помню, она мне про нее рассказывала, и про дом, где они росли, и все такое. Сдается мне, тебе надо ехать к ней. Она тебе родная кровь. Сдается мне… когда она узнает о том, что стряслось с твоей матерью, она возьмет тебя к себе с радостью. А вот что до твоего отца… – Она засомневалась. – О нем я тоже думала. Но Вайолет никогда от него ничего не хотела. Сказала мне как-то, что не знает, жив он или мертв, и ей это все равно. А что я точно знаю, так это то, что он и пальцем не пошевелил, чтобы разыскать вас или помочь вам, и Вайолет не обратилась бы к нему, как бы ей ни было тяжко. А вот сестра… Думаю, что Вайолет хотела бы именно этого. Она столько говорила об Англии. В последнее время, правда, меньше… Но зато раньше… Когда она впервые пришла ко мне работать… Если бы она сейчас могла говорить, Элен, я думаю, она сказала бы то же самое.

Она помолчала, щеки ее раскраснелись. Подтолкнув с Элен конверт, она сказала:

– Пятьсот долларов. Возьми, милая. Они твои. Элен воззрилась на конверт, потом медленно подняла голову. Касси кивнула и улыбнулась.

– Я их держала дома. На черный день, как говорится. – Она пожала плечами. – Потом подумала – зачем я их храню? Я уже не так молода, как бывало, у меня нет своих детей, дело у меня сейчас в полном порядке. Они мне не нужны. А тебе нужны. – Она наклонилась к столу. – Милая, я все узнала. Тут хватит на поезд и самолет. Будет на билет и еще немного, чтобы тебе осталось на первое время. Жалко, что так мало, но больше у меня нет. Я очень любила твою мать, Элен. Честное слово, я у нее в долгу, ведь это она помогла мне открыть дело, все она. И у меня просто сердце надрывается, что у нее все так вкось пошло. Так что ты возьми, слышишь? Возьми, а то я так разозлюсь…

Элен положила руку на конверт. Она секунду поколебалась, потом медленно подвинула его обратно.

– Касси, – начала она тихо. – Касси… Я не могу. Я благодарна тебе – больше, чем могу выразить. Но я не могу взять деньги. Это было бы неправильно. И кроме того… ты должна знать, Касси. Ты же видела. Я не могу уехать. Сейчас не могу.

Касси стиснула зубы.

– Ты имеешь в виду эту историю с Тэннером, это, да?

– Я знаю, кто это сделал. – В голосе Элен была решительность. – Я знаю, почему убили Билли. И знаю кто. И никуда не поеду. Пока не скажу всего, что знаю.

Наступило молчание. На лице Касси внезапно проступила крайняя усталость. Она опустила голову на руки, а когда снова выпрямилась, ее голос звучал резким гневом.

– Неужели люди никогда ничему не учатся?! Я о тебе думала по-разному, Элен Крейг, но никогда не считала тебя дурочкой.