Вокруг толпы желающих попасть на службу. Я думал, что вы забыли о нашем разговоре. Напрасно я не напомнил.
— Разумеется. Я не слишком доверяюсь рекомендациям, но всегда встречусь с тем, кого старина Садо считает подходящим. Ясно?
Садо, еще раз извинившись за промедление, пошел к себе домой. Приказав оседлать коня, он отбыл в Хотэнгахару.
— Это и есть Хотэнгахара? — спросил Гэндзо, слуга Садо.
— Я тоже так подумал, но здесь совсем не пустошь. Повсюду рисовые поля. Видимо, дикие места, которые осваивает Мусаси, ближе к горам, — отозвался Садо.
Всадники уже миновали храм Токугандзи и приблизились к дороге на Хитати. Вечерело, белые цапли взлетали и опускались на рисовые поля. Вдоль реки и на пригорках тянулись полоски конопли и ячменя.
— Взгляните в ту сторону, господин, — проговорил Гэндзо.
— Что там?
— Кучка крестьян.
— Действительно. Они по очереди кланяются.
— Обряд, верно, какой-нибудь.
Подъехав к реке, Гэндзо первым проверил брод. Хозяин последовал за ним.
— Эй вы! — окликнул Гэндзо крестьян.
Крестьяне вопросительно уставились на приезжих. Садо разглядел, чему кланялись крестьяне, — миниатюрному деревянному храму размером с клетку для птиц. С полсотни крестьян возвращались домой с полей, их мотыги были аккуратно вымыты.
Вперед вышел монах.
— Господин Нагаока Садо, если не ошибаюсь? Какая приятная встреча!
— А ты из храма Токугандзи? Ты сопровождал меня в деревню в день нападения бандитов?
— Совершенно верно. Вы в наш храм пожаловали?
— Нет. Я сегодня же должен вернуться в Эдо. Как мне найти ронина по имени Миямото Мусаси?
— Его уже здесь нет. Он ушел.
— Ушел? Почему?
— В прошлом месяце крестьяне решили устроить праздник по случаю преобразования здешней земли. Видите, какой она стала плодородной. Утром после праздника Мусаси и мальчик Иори покинули наши края.
Монах оглянулся, словно в надежде на неожиданное появление Мусаси. Садо велел рассказать все подробности.
После того как под руководством Мусаси крестьяне научились защищать себя, они едва не стали боготворить его. Те, кто прежде громче других высмеивали труды Мусаси, теперь служили ему, не щадя сил. Мусаси относился ко всем крестьянам ровно и справедливо, отучая их от дикой жизни. Он убеждал их трудиться лучше ради будущего их детей. Мусаси внушал им, что человек должен жить, заботясь о благе грядущих поколений.
Каждый день Мусаси помогали не меньше пятидесяти крестьян, и к осени была возведена надежная дамба. Зимой они приготовили поля, а весной пустили на них воду и посадили рис. К началу лета саженцы риса окрепли, а конопля и ячмень на сухих местах быстро шли в рост. На следующий год урожай должен удвоиться, а на третий — увеличиться втрое.
Крестьяне стали приходить к дому Мусаси, чтобы сердечно поблагодарить его, женщины приносили ему овощи. Однажды толпа крестьян явилась к Мусаси с кувшинами сакэ и исполнила священный танец под бой барабанов и свист флейт. Мусаси втолковал крестьянам, что успехом они обязаны не ему, а себе самим.
— Я делал все, чтобы вы поверили в свои силы, — говорил он.
Мусаси посетовал на крестьян монаху, сказав, что они безмерно превозносят его, бродячего ронина.
— Они и без меня должны верить в себя, — сказал Мусаси монаху. На прощанье он подарил монастырю фигурку Каннон, вырезанную из дерева своими руками.
На следующее утро деревня переполошилась.
— Неужели ушел?
— Не может быть!
— Он исчез, в доме пусто.
В тот день опечаленные крестьяне не вышли в поле. |