– Почему?

– Почему? – Мисколо смутился, но через секунду сказал: – Ну, для... для будущего.

– Чтобы защитить демократию? – спросил Редфилд.

– Да, и для этого...

– И чтобы обеспечить свободу грядущим поколениям? – В голосе Редфилда звучал странный сарказм.

Мисколо пристально посмотрел на него.

– Я хочу, чтобы мои дети жили в свободной стране, – произнес он наконец.

– Я тоже, – ответил Редфилд. – Ваши дети и мои дети.

– Вот именно. В конце концов, они у вас будут.

– Да, когда они у меня будут.

В комнате стадо очень тихо. Редфилд зажег сигарету, потушил спичку.

– Что они там делают так долго? – спросил он.

– Значит, вот в чем дело, – произнес Карелла.

– Да, – ответила она, – но в следующий раз, уж будьте любезны, задавайте ваши вопросы сами.

– Дайте-ка я взгляну, – сказал лейтенант Бернс.

Карелла протянул ему рапорт. Бернс начал читать:

“Миссис Редфилд очень нервничала, не хотела говорить на эту тему. Утверждала, что никому об этом не рассказывала, за исключением семейного врача, и то по необходимости, так как нуждалась в его помощи. Ее до сих пор лечит тот же врач, Эндрю Фидио, 106, Эйнсли-авеню, Айсола. Миссис Редфилд утверждает, что в апреле 1940 года на вечеринке у Рэндольфа Нордена ее заставили пить против воли. Уверяет, что, когда между часом и двумя ночи почти все студенты ушли, она была пьяна. Поняла, что оставшиеся начали вести себя плохо, но осталась, потому что у нее кружилась голова. Отказалась участвовать в том, что должно было произойти в других комнатах, и сидела в салоне около рояля. Другие девушки – Бланш Леттиджер и Хелен Стразерс – силой затащили миссис Редфилд в спальню и вместе с молодыми людьми держали ее, пока Рэнди Норден “пользовался” ею. Хотела уйти из комнаты, но они привязали ее за руки, и все молодые люди по очереди “нападали” на нее, пока она не потеряла сознание.

Она сказала, что в этом участвовали все юноши, а девушки, по ее воспоминаниям, смеялись. Ей кажется, что был пожар, горели занавеси, но воспоминания эти у нее нечеткие. Около пяти утра кто-то отвел ее домой, она не помнит кто. Она ничего не рассказала о происшествии матери, единственной своей живой родственнице, потому что боялась. В октябре 1940 года она была на приеме у доктора Фидио. Казалось, она страдает от обыкновенного воспаления шейки матки. Анализы крови показали, что речь идет о венерическом заболевании, хронической гонорее с внутренним изъязвлением половых органов. Она рассказала доктору Фидио о том, что произошло в апреле 1940 года, он посоветовал ей подать в суд. Она отказалась, не желая, чтобы об этом узнала ее мать. Доктор Фидио посчитал, что серьезность симптомов предполагает хирургическое вмешательство. В ноябре она легла в госпиталь, и он сам провел операцию по удалению матки. Матери она сказала, что речь идет об аппендиците. Миссис Редфилд всегда считала, что заразил ее Норден, но она не совсем уверена, так как “нападали” на нее все молодые люди. Из ее показаний можно с определенностью заключить, что она имела также противоестественные сексуальные отношения с девушками, но ей слишком тяжело об этом говорить. Она говорит, что рада, что они умерли. Узнав, что Бланш Леттиджер стала проституткой, она сказала: “Это меня не удивляет”. Она закончила такими словами: “Я была бы рада, если бы и Хелен умерла. Это она все начала””.

– Не думаю, что его можно посадить, – сказал он. – У нас нет никаких конкретных доказательств.

Карелла и Мейер согласились.