Эти государства возглавляли правители, чье неразумие иногда порождало в них абсурдное желание расширить свои владения за счет соседей. Как будто суша не принадлежит всем и никому, что совершенно одно и то же!.. Кроме того, наши предки содержали армии.
— Как, — прервал его господин Синтез, — значит, мир установился на земле всего пять тысяч лет тому назад? А до тех пор люди оставались столь безумными и преступными, что уничтожали плоды своего труда, разоряли свои земли и истребляли своих ближних?!
— О нет! Ничто не разрушалось, и никто никого не истреблял. Убивали всего одного человека — главаря и зачинщика. И это вполне справедливо!
— Не понимаю вас.
— В то же время это совсем просто. Каждое государство, в зависимости от значимости, имело свою армию — двести, пятьсот или тысячу солдат.
— Не больше? В мое время армии были многочисленными.
— Прискорбно.
— И какова же была организация таких крошечных армий?
— Как нельзя более элементарна. Каждый солдат получал от государства огромное вознаграждение.
— Значит, тогда еще коммерческие сделки базировались на принципе денежного обмена?
— Да. Продолжу. Итак, каждый солдат-доброволец, — а в армию набирали лишь самых храбрых, самых сильных, самых порядочных людей, — так вот, каждый волонтер приносил торжественную клятву убить главу государства, не пожелавшего жить в мире и согласии со своими соседями.
— Это превосходно!
— Все средства были хороши: железо, огонь, засады, ловушки, подкуп, лишь бы вычеркнуть из рядов живущих человека, поставившего под удар существование своих ближних. Солдат, переодевшись и изменив внешность, выходил в одиночку, хитростью проникал к тирану и убивал его. Если же он сам был убит, его сменял другой, затем третий, четвертый, а если приходилось, то сотый и т. д. В конце концов тиран погибал! Поверьте моему слову, Сьен-Шунг, нет таких непреложных правил, которые нельзя было бы нарушить, таких высоких барьеров, которые не могла бы преодолеть железная воля человека, безоговорочно решившегося пожертвовать собой ради того, чтобы отстоять независимость своей страны и сохранить жизнь своих земляков. Такие вот патриотические формирования, чье содержание не было разорительно для государства, пришли на смену тому, что вы называли регулярными армиями, и, состоя, при всей своей малочисленности, из людей, одержимых готовностью покарать зло, они были отнюдь не слабее ваших. Все солдаты были богаты, всюду они занимали почетные места, а вот в действие им вступать приходилось от случая к случаю, так как губернаторы провинций, зная, чем они рискуют, редко решались на подобные шаги. Такое положение вещей длилось в течение четырех или пяти поколений до того дня, пока расовая однородность не стала полной — произошло окончательное поглощение всех народов китайской расой. Люди не признавали теперь других господ, кроме самих себя, и действовали отныне лишь по своему собственному разумению.
— И вот тут началась немыслимая анархия?
— Никоим образом. Осознав ту истину, что не следует делать другому того, чего ты не хотел бы для себя, а также уразумев, что свобода каждого начинается там, где кончается свобода всех, мы очень скоро достигли взаимопонимания. К тому же наше законодательство с самого начала было весьма простым благодаря очень суровой карательной мере, принятой всенародно.
— И какова же эта карательная мера?
— Смертная казнь. Каково ваше мнение относительно такого правосудия?
— Затрудняюсь судить о причинах, видя исключительно их последствия. Однако…
— Восточный Китай! — прервал его Тай Ляое, указывая на континент, образованный поднятием земных пластов со дна Тихого океана в том месте, где произошло его сцепление с бывшими коралловыми рифами. |