И вот в этот драматический момент в тылу Дюпона со стороны Андухара сверкнул ряд штыков. Это показалась армия генерала Кастаньоса. Приди Ведель чуть-чуть пораньше, а Кастаньос чуть-чуть попозже, и все могло бы повернуться совсем по-другому. Таковы эти великие и трагические случайности, зачастую мелкие, но всегда по своим последствиям сопоставимые с бесконечностью, которую никто не в силах постичь.

Обескровленные и измученные французы оказались зажаты с двух сторон. Как будто в поединок двух изрядно измотавших друг друга боксеров в десятом раунде вмешался третий, совершенно свежий, и встал на сторону одного из них.

Осознав властную необходимость капитуляции, Дюпон окончательно прекратил сопротивление и запросил у Рединга перемирия, выслав к нему парламентера с белым платком на конце шпаги.

А что ему еще оставалось делать с такой изнемогающей от голода и усталости армией, без боеприпасов и провианта? Остальные генералы также проявили благоразумие и, несмотря на всю свою патриотическую скорбь, ясно представляя себе действительное положение дел, покорились. Ведь никто из них не знал, как продолжать борьбу. Генерал Приве, правда, предлагал бросить обоз и прорываться на север, но как осуществить это на практике, как пройти через непроходимые горы Сьерра-Морена, он толком не знал.

Дэвид Чандлер пишет:

По-видимому, Дюпон намеревался делать новые попытки вырваться, но состояние его новобранцев было настолько плохим, и их моральный дух упал так низко (бригада швейцарских наемников дезертировала к Кастаньосу), что он решил прекратить дальнейшие фронтальные атаки и вместо этого просить перемирия.

Парламентером стал капитан де Виллутре. Этот офицер был шталмейстером императора, но, мечтая о настоящей воинской службе, выпросил для себя разрешение отправиться в поход с корпусом Дюпона.

И вот сейчас ему предстояло отвезти генералу Редингу письмо за подписью главнокомандующего французской армией, в котором тот просил перемирия. Дюпон просил прекратить бойню и готов был очистить Андалусию от своих войск. Генерал Рединг, армия которого была также обескровлена многочасовым сражением, согласился прекратить огонь на несколько часов, чтобы иметь возможность связаться с Кастаньосом и организовать переговоры о капитуляции французов.

Для ведения переговоров об условиях капитуляции Дюпон выделил двух своих генералов Мареско и Шабера — людей, уважаемых в армии и вполне надежных, наделенных неограниченными полномочиями добиться от испанского командования наименее тягостных условий для попавшей в безвыходное положение армии.

Переговоры начались, и можно себе представить, какими трудными они были в тех условиях, в которых оказался отряд Дюпона.

* * *

В районе 5 часов вечера до ушей Дюпона вдруг донеслись звуки выстрелов со стороны Байлена.

— Почему стреляют, ведь мы договорились не открывать огонь, пока идут переговоры? — раздраженно спросил Дюпон.

Выстрелы не замолкали, а раздавались все сильней. Лицо Дюпона исказила мука, словно каждый новый выстрел был для него пыткой.

Адъютант что-то пробормотал в ответ, не зная толком, что доложить.

— Почему стреляют? — повторил свой вопрос Дюпон.

В этот момент к ставке главнокомандующего примчался офицер в запыленном мундире и объявил, что к Байлену с противоположной стороны наконец-то подошла дивизия Веделя. Это она начала перестрелку с частями генерала Рединга, атаковав их с тыла.

— Ах, Ведель! Если бы он подошел раньше! Где же он был все это время? — возмущенно обратился Дюпон к своим приближенным. — Он потратил почти целый день на то, чтобы пройти каких-то двадцать километров…

Действительно генерал Ведель потратил почти двенадцать часов на то, чтобы преодолеть расстояние от Ла-Каролины до Байлена, которое равнялось всего 24 километрам.