Как мы уже знаем, вся вина за произошедшее была возложена Наполеоном на Мармона: императору всегда нужны были «козлы отпущения», и таковой был, как и всегда, мгновенно найден. А дальше многочисленные историки-наполеонисты начали плодить похожие друг на друга, как две капли воды, версии, оправдывающие Величайшего из Величайших и клеймящие несчастного Мармона. Вот лишь некоторые из них:

Виллиан Слоон:

В течение некоторого времени Мормону удавалось играть роль героя, но вскоре его тщеславный, пустой характер выказал в истинном свете его поведение. Из титула герцога Рагузского, который носил Мармон, выработалось слово «рагузада», служившее синонимом измены. В народе его прозвали Иудой-предателем, и он умер в изгнании, презираемый всеми.

Владимир Шиканов:

Имя Мармона чаще вспоминают в связи с капитуляцией Парижа и фактической сдачей 6-го армейского корпуса врагам. Недаром проистекающее от его громкого герцогского титула словечко «Raguser» стало в эпоху Реставрации для бонапартистов синонимом слова «предатель».

Очень похоже, не правда ли?

* * *

Мармон несказанно страдал из-за всех этих обвинений и, естественно, пытался на них ответить. В частности, 1 апреля 1815 года он написал ответ на Жуанское обращение Наполеона. Этот ответ Мармона, этот крик души оклеветанного и затравленного человека, верой и правдой служившего Наполеону двадцать с лишним лет, имеет смысл привести практически полностью:

Ужасное обвинение сделано мне перед лицом всей Европы, и каким бы ни был характер пристрастия и неправдоподобия, содержащихся в нем, моя честь заставляет меня ответить. Это не оправдание, я в нем не нуждаюсь: это правдивое изложение фактов, которое позволит каждому оценить мое поведение.

Меня обвиняют в сдаче врагам Парижа, хотя оборона этого города была предметом всеобщего удивления. С жалкими остатками войск я сражался против объединенных сил союзных армий; в течение восьми часов я сопротивлялся на наспех подготовленных позициях, где всякая оборона была невозможна, с восемью тысячами солдат против сорока пяти тысяч; и этот военный подвиг, такой славный для тех, кто принимал в нем участие, осмеливаются назвать предательством!

После сражения при Реймсе император Наполеон почти со всеми своими силами направился к Марне, пребывая в иллюзии, что это его движение угрожает коммуникациям противника. Но противник думал иначе и, объединившись, двинулся на Париж. Мой слабый корпус, состоявший из 3500 человек пехоты и 1500 человек кавалерии, а также корпус герцога Тревизского, насчитывавший примерно 6000–7000 человек, были оставлена на Эне для противостояния Силезской армии, которая после соединения с корпусом Бюлова и получения подкреплений имела более 80 000 человек…

Герцогу Тревизскому была поручена оборона Парижа на участке от канала до Сены, а мне — от канала до Марны. Мои войска сократились до 2400 человек пехоты и 800 человек кавалерии. Это было то количество людей, которое осталось после множества славных боев. Под мое командование также были поставлены войска генерала Компана: это были солдаты тыловых и ветеранских частей, собранные больше для количества, чем для реальных боевых действий. Итого все мои силы составляли 7400 человек пехоты, составленной из остатков почти семидесяти различных батальонов, и примерно 1000 человек кавалерии. Днем я вышел к высотам Бельвиля и поспешил к высотам Роменвиля, представлявшим собой ключевые позиции, но противник уже был там, и бой пришлось начать в Роменвильском лесу. Враг был остановлен и отброшен, но его численность постоянно возрастала. Имело место множество рукопашных схваток, и немало солдат было убито возле меня ударами штыков, когда Жозеф отправил мне письменное разрешение капитулировать, и вот оно у меня в руках.