Заводы пустовали, оборудование
растащили на зажигалки. И за пять лет - с 1922 по 1927 год - все было
восстановлено, поднялось из руин, и промышленность, и сельское хозяйство,
и транспорт, без человеческих потерь, без массовых смертей, голода,
высылки, расстрелов. Оказывается, промышленность можно развивать без
всяких эксцессов. На это и была рассчитана новая экономическая политика. А
сейчас, сейчас, очевидно, изменились обстоятельства. Это все вопросы
большой политики, - он посмотрел на Варю. - Цифрами, которые я называл,
вам не следует оперировать.
- А почему? Ведь эти цифры назвал товарищ Сталин.
- Товарищ Сталин говорил только об уменьшении поголовья скота. О
людских потерях ничего не говорил. Это мои частные расчеты. И, пожалуйста,
нигде их не повторяйте, забудьте их.
- Не беспокойтесь, Михаил Юрьевич, я никому о ваших расчетах
рассказывать не буду. Буду говорить только о том, о чем говорил товарищ
Сталин, об уменьшении поголовья скота.
- И об этом не следует говорить!
- Почему? Ведь это говорил сам Сталин.
- То, что позволено говорить Сталину, не позволено говорить простым
смертным. Сталин называет цифры, чтобы бороться с недостатками. Но то же
самое в ваших устах будет звучать как смакование недостатков. К тому же
Сталин говорил о великих достижениях в других областях, вы же эту тему не
будете развивать, как я понимаю, и вас обвинят в односторонности.
- А товарищ Сталин говорил не односторонне?
- Что вы имеете в виду?
- О коровах и лошадях говорил, а о людях нет! На тринадцать миллионов
людей больше, на тринадцать миллионов меньше, подумаешь! Сдохли, и все!
Михаил Юрьевич сложил свои инструменты, завязал папку, из которой брал
газеты, озабоченно посмотрел на Варю.
- Мы живем в трудное, жесткое, даже жестокое время. Мы попали на
великий перелом истории России, что делать, мы не выбираем себе день,
месяц и год рождения. И мы обязаны считаться с временем. Это не значит,
что мы должны приспосабливаться, подличать, лгать, предавать, но это
значит, что мы должны быть осторожны, не произносить слова, которые могут
быть гибельны для нас и наших близких. Разве Саша - плохой человек, разве,
будем говорить прямо, не советский человек? А что с ним сделали? За
шалость в стенной газете, за то, что вступил в спор с преподавателем чего?
Бухгалтерии... Стоит ли эта стенгазета вместе с преподавателем того, на
что обрекли Сашу, сломав ему жизнь? Он мог не выпускать такой стенгазеты,
мог не спорить с преподавателем бухгалтерии и остаться при этом честным и
порядочным человеком. Так же и вы. Будете развивать эти темы, вашу жизнь
сломают так же, как и Сашину, более того: теперь тремя годами ссылки не
обойдешься. Теперь другие сроки, другая мера наказания. Я вас призываю к
осторожности.
Варя молчала. Да, Михаил Юрьевич прав, он боится за себя, за нее, страх
владеет всеми. Но тогда не надо говорить высоких слов о морали и
нравственности, потому что бояться говорить правду безнравственно и
аморально. |