Изменить размер шрифта - +

– Да что там аксель... Я тебе сейчас такое покажу! – И она загадочно улыбнулась, закинув голову назад. Бабушка вынула из бархатного футляра очки и, держа листок на вытянутой руке и чуть откинувшись назад, пробежала его глазами. Потом строго посмотрела на Альбину.

– Если хочешь вертеть мужчинами, Биня,– твердо сказала ей бабушка,– никогда не влюбляйся!

– Ну, тебе что, не понравилось? – Альбина присела на подлокотник кресла, обняла бабушку за шею и прижалась к ней головой.

– Во всем этом мне не нравишься только ты! Не будь наивной дурочкой. Ты что, в это веришь? – Она тряхнула письмом.– Не верь! Это уже прошло. Он написал это вчера.

– Ну и что, что вчера? – Альбина возмущенно отстранилась.

– Это просто свет далекой звезды. Он думал так вчера. А что он думает сегодня, никому знать не дано. Это типичное девичье заблуждение. Хлопать глазами и мямлить: «Ты же говорил! Разве ты не помнишь?» Я не хочу, чтобы ты выросла такой же. Прочитай и забудь. Относись к этому как к шахматной партии.– Бабушка обернулась и, властно потрепав Альбину по щеке, сказала весело и игриво, как говорят маленькому ребенку: – А для этого почаще играй со мной в шахматы, доця! А не в бирюльки!

– Да я уже давно не играю ни в какие бирюльки, бабуля! А в шахматы – скучно. Зачем мне учиться ставить мат королю, если клеток в жизни все равно не видно? Ну скажи мне, какой толк от твоих фигурок? Что, я подойду к какой-нибудь противной девице и объявлю ей «Гарде королеве!» или поставлю кому-нибудь шах?

– Ну, мат ты еще повстречаешь без всяких шахмат. А вот шах королю я тебя, пожалуй, делать научу...– снисходительно пообещала Эльжбета Стефановна, опять погружаясь в пасьянс.

– Все только обещаешь... А у меня, между прочим, партия в самом разгаре,– сказала Альбина значительно, выходя из бабушкиной комнаты и на секунду задержавшись в обнимку с дверью.

– Надеюсь, рокировку ты уже провела,– утвердительно произнесла бабушка и требовательно посмотрела на Альбину, застыв с картой в руке.

– Бабуля, дорогая! Я была пешкой. А сегодня я чувствую себя королевой. Вот это я тебе могу точно сказать.– И небрежно добавила, уже удаляясь: – Маме не рассказывай.

 

 

– Биня, детка! По Калужскому не ходи! Обойди по Тверской! Слышишь!?

– Ага!..– кричала она в ответ, выглядывая двумя этажами ниже.

И все равно шла по Калужскому, а потом еще и через проходной двор. Так было ближе.

Но однажды она поняла, что так ближе ко всему. И к несчастью тоже.

Это было в ноябре, когда каток только залили, и она стала возвращаться после тренировок к девяти вечера. Обычно в это время давки в трамвае уже не было. И это был плюс поздних возвращений.

В тот день в парке было какое-то гулянье. Детей с родителями набилось в трамвай до упора. Сесть Альбине не удалось. Она с раздражением смотрела на противных детишек и их суетливых мамаш. Ноги после тренировки гудели. Сесть хотелось ужасно. Она даже подумала, что можно было бы акцентированно похромать в первую дверь и с чистым сердцем бухнуться на места для инвалидов. Но придумала она это поздновато. Сейчас, в толпе, хромай не хромай – уже никто не оценит.

Потом, когда они проезжали по городу, народу набралось еще больше. Она стояла на одной ноге, с трудом выдергивая из толпы свой тяжелый мешок с коньками.

Но когда народ стал постепенно убывать, она вдруг поняла, что так почему-то и стоит прижатая к стеклу чьим-то тяжелым телом. Она попробовала передвинуться. Но самые неприятные подозрения подтвердились. Некто, стесняющий ее сзади, как в дурном сне, передвинулся вместе с ней.

Язык онемел. Она испугалась. Кричать «Помогите!» было стыдно.

Быстрый переход