Синий свет телеэкрана ничуть не прибавлял им молодости – напротив, неестественное освещение придавало им сходство с замороженными, укрытыми стужей телами.
Кеннет принес два кресла, и Соня с благодарностью села в одно из них. В синем свете, обволакивающем и ее, она сама себе казалась одной из героинь старого кинофильма.
– Скажи Хетти, что мы хотим еще прохладительного, – произнесла Линда Блендуэлл.
– Хорошо, – ответил Кеннет.
Он вышел, оставив гостью наедине с двумя стариками.
– Напитки будут очень простыми, – сказала Линда, – никому из нас теперь настоящие развлечения не по вкусу.
– Говори за себя, – отозвался ее муж, – думаю, я все еще смог бы получить удовольствие от танца, от настоящего официального бала.
– Да, туда бы ты поехал в коляске, – с улыбкой ответила Линда, наклоняясь к нему через подлокотник кресла, – но домой тебя бы наверняка привезли в карете "Скорой помощи".
Уолтер фыркнул.
Соня подумала, что пожилые супруги просто подшучивают друг над другом и согласие было дано не всерьез, но уверенности в этом не было. Она чувствовала себя не в своей тарелке. По-видимому, эти двое давно жили вместе и привыкли существовать в своем особом мире, где посторонним не было места. Девушка сама себе казалась лишней.
– Как вышло, что вы познакомились с Кеннетом? – спросила Линда.
Видимо, в прошлом она была привлекательной леди, но теперь глаза ее выглядели серыми, плоскими и пустыми, волосы поредели и смотрелись неухоженными. Лицо крест-накрест пересекали многочисленные морщины, которых было особенно много вокруг глаз и рта; это неудачное сочетание придавало взгляду хитрость ласки, а губам – нечто выдающее завзятую любительницу сплетен. В другое время такой вопрос прозвучал бы в ее устах просто как начало вежливого разговора, теперь же он выглядел неестественным.
– Я встретила его на пляже, – сказала Соня.
– В Гваделупе?
– Ну, не совсем.
Кеннет вернулся в комнату и сел подле девушки.
– Мы встретились на улице, в паре сотен ярдов от дома, всего полчаса назад, – доложил он.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Линда. Она крепко сжала морщинистые губы, не понимая, что внук хочет сказать всем этим.
– Она работает у Доггерти, – объяснил Кеннет.
– У этих людей! – фыркнул Уолтер.
– Я учу их детей, – вставила Соня.
– И как вам нравится у него работать? – поинтересовалась Линда.
– Вы имеете в виду мистера Доггерти?
– Разумеется, его.
– Он хорошо обращается со своими служащими.
Уолтер иронически хмыкнул:
– У нас всегда было мало общего с семьей Доггерти.
– Можно даже сказать, что мы с ними... в натянутых отношениях, – добавила его жена.
– Молодая леди ничего не может с этим поделать, – ответил Кеннет. – Вряд ли мы можем винить ее в том, что сделали Доггерти.
Пожилая пара ничего на это не ответила.
Соня определенно чувствовала себя неуютно в этой полутемной комнате: ей казалось, что стены постепенно сдвигаются, а воздух, несмотря на холод, душит ее, как толстая шкура животного; ей казалось, что она уже чувствует шероховатую поверхность обоев, что воздух давит на плечи, на спину, на голову, пытается смять и раздавить. Во имя всего святого, почему Кеннет Блендуэлл настаивал на ее приходе в дом, хотя знал, что бабушка и дедушка наверняка не одобрят такой визит?
В этот момент женщина лет шестидесяти, одетая в мятую униформу служанки, втолкнула в гостиную сервировочный столик. |