— Ос-с-ставь меня! С-с-спасайся, дурочка! Пос-с-слуш-ш-шай моего брата!

Он снова ссутулился — как будто ни с того ни с сего напряг мускулы. Шарисса попробовала подъехать достаточно близко, чтобы дотянуться до него рукой, но этому внезапно помешал ее дрейк. Она пинала его в бока и проклинала — как на ее глазах часто делали Тезерени, — но эта тварь отказывалась подойти ближе, а вместо этого металась туда-сюда, все больше раздражая Шариссу.

Лохиван согнулся вдвое, а его боли были теперь настолько ужасны, что он даже не пробовал побороть их. Его вопль еще больше ухудшил положение, потому что из-за него возобновились неистовые прыжки дрейков. Шариссе, чтобы не погибнуть, пришлось приложить все силы, чтобы удержаться в седле; но потом она подумала: а зачем ей нужен дрейк? Сейчас было бы проще слезть с него и бегом пуститься к Лохивану.

Пытаясь не думать о том, что может сделать с ней такое ничего не понимающее создание, как дрейк больного Тезерени, когда она окажется слишком близко, Шарисса спрыгнула со своего дрейка. Краем глаза она видела, что Фонон остановился поблизости и спешился. К ее ужасу, эльф помчался прямо к напуганному дрейку Лохивана.

— Займись им! — крикнул эльф. — А я укрощу это чудище!

Она кивнула, оставив благодарности до более подходящего времени, и осторожно, сбоку подошла к Лохивану.

Тот дрожал, его лицо все еще смотрело в сторону; а доспехи, казалось, не соответствовали форме его тела. Нога казалась сломанной — судя по углу, под которым она была согнута. Шарисса не понимала, как это могло произойти во время езды на дрейке. Такими вопросами она сможет заняться, когда наконец дотащит его в безопасное место.

— Лохиван! Слезай! Это чудище может тебя сбросить!

В таком состоянии это могло убить его. Она подошла на несколько шагов ближе. Теперь он был почти в пределах ее досягаемости. Взглянув направо, волшебница увидела, что Фонон поймал поводья, которые в приступе боли выпустил Лохиван. Пока что Фонон не давал дрейку совершенно обезуметь — и это было все, на что могла надеяться Шарисса.

— Убирайтес-с-сь проч-ч-чь от меня! — ревел Лохиван, размахивая рукой в латной перчатке и по-прежнему пытаясь смотреть в сторону. Болезнь ли так изуродовала его, или… возможно ли это?

Она оставила пугающую мысль, когда его рука оказалась в пределах досягаемости. Метнувшись вперед, Шарисса схватила се.

— Не-ет! — Лохиван вывернул запястье, и перчатка соскользнула с его руки — обнажив искривленную когтистую лапу, покрытую темно-серой чешуей!

После этого он повернулся к Шариссе, и другая его рука потянулась к шлему, который больше не приходился ему впору, а растягивался, готовый разорваться.

— Я прсдуирсж-ж-ждал тебя, Шарис-с-са! Я х-х-хо-тсл, ч-ч-чтобы ты не видела этого! Я х-х-хотсл, ч-ч-чтобы никто не видел этого!

Подъехали остальные. Баракас уже соскочил со своего дрейка и побежал к сыну, когда Лохиван протянул когтистую лапу и с новым воплем агонии сдвинул шлем назад так, что стало видно его лицо.

— Серкадион Мани! О, Лохиван, нет!

— Да-а-а… Шарис-с-са!

На нес смотрело покрытое чешуей чудовище, его зубастая пасть как бы насмехалась над самим се владельцем. Неудивительно, что шлем казался тесным. Нос и рот слились воедино и увеличивались буквально у нее на глазах. Шарисса видела, что доспехи, несмотря на их прочность, лопались во многих местах — по мере того, как каждая часть тела претерпевала изменение.

Лохиван сделался не просто таким же, как бедняга Айвор или тс, с кем это произошло в пещере, — его превращение было еще более сильным.

«Их истинная природа»… Безумный хранитель сказал что-то вроде этого, когда говорил, кем станут Тезерени.