«Поддайся! Будет хорошо… будет все, что ты захочешь. Власть? Вот она, перед тобой. Бери. Сила? Сколько угодно. Знания? Все, что только помыслишь, твое».

Смерчи засасывали, манили — там, внутри, всплывали и тонули вереницы образов-грез.

«Бери же!» — голос божества взвился ураганом, сминая и разрывая остатки воли, обещая и угрожая.

— Не хочу!

Она сопротивлялась лишь из упрямства, цепляясь за последнюю мысль: есть что-то еще. Сила, знания и власть — мало. Слишком мало. Не может быть, чтобы не было ничего больше. Слишком страшно поверить, что это — все.

— Тебе мало? — божество рассмеялось грохотом лавины. — Чего ж ты хочешь, дитя? Скажи, я дам тебе.

Темная воронка надвинулась, всосала. Шу не успела испугаться, как упала посреди огромного, роскошно и вычурно убранного зала, полного людей. Прямо на трон.

— Ваше Всемогущество, соблаговолите ли принять послов… — подбежал, мелко кланяясь, мажордом, удивительно похожий на графа Свангера.

Он что-то говорил — сладко-льстивое — но Шу не слушала. Вокруг нее суетились какие-то люди, знакомые и не очень, преподносили подарки, просили совета, молили о милости… Каждое их слово откликалось узнаванием, маленькая обиженная девочка внутри кричала, топая ножками: хочу! Мое! И Шу кружилась в танце с иноземным принцем, подписывала помилование раскаявшемуся от ее мудрых речей мошеннику, указывала инженерам-гномам, где строить новый город, и снисходительно бросала служанке Ристане: «купи себе приличное платье!» — вместе с горстью монет. А потом поднималась к себе в башню, где ждал прикованный к столбу Рональд. Нагой, беспомощный маг умолял о пощаде, но вместо милосердия получал раскаленное клеймо вора и рабский ошейник.

— На побережье высадилась армия Марки! — вбегал в ее покои раненый гонец и испускал дух, протягивая пакет с мольбами о помощи.

И Шу, милостиво прикончив темного, вылетала из окна башни, собирая по пути к морю тучи и ветры. Она сбрасывала в бушующие волны сонмы вражеских солдат и гнала обезлюдевшие корабли на штормовых волнах. Цунами захлестывало острова Марки, смывало деревушки и города, бурлящее море разверзалось, поглощая горящие дома и леса — и тысячи карумитов, кричащих в смертном ужасе… А потом карумиты сменялись орками, и горели степи, сметая с лица земли людоедское племя, чтобы никогда больше орда не потревожила мирную Империю Шуалейды.

И отовсюду, со всех концов земли, к ней, владычице, стекалась магия — сладкая и пряная, пьяная и веселая мощь — по ее слову воздвигались горы и поворачивались реки…

Голова кружилась, весь мир умещался на ладони…

— Бери, — рыжеволосый мальчик с бездонно-черными глазами протягивал ей круглый камушек. — Ты же любишь играть.

Рука сама тянулась взять — и один камешек, и второй… их так много на этом берегу, их приносят волны чернильного океана… и девочка в стороне, что улыбается так грустно — пусть она тоже играет! Давайте бросать камешки…

Но рука застыла на полпути, чуть не дотянувшись до мальчишеской ладони. Что-то не пускало. Тянуло… злило — что-то посмело помешать! Ей, всемогущей колдунье?!

— Шу! — в шипении темного прибоя послышалось имя. — Шу?! — И голос такой странно-знакомый… и почему-то больно, и пусто, и словно слезы в горле…

Мальчик с камешками в ладони подернулся рябью, словно отражение в озере. Задрожал, расплылся — и вместо него Шу увидела себя. Но… нет! Она — не такая! Это демоническое существо, костлявое, одетое лишь в магические вихри, с безумным лиловым светом в глазах, с седыми космами-тучами, с руками-молниями… Светлая, как же страшно!

Стрррашно! — отозвался рыком ураган, бросил в глаза горсть белого песка, ослепил.