…Дом княжича окружал справный глухой забор в человеческий рост. Ворота с вырезанным на дереве изображением птицы Сирина без труда могли пропустить трёх всадников вряд.

Ладомира вошла через калитку — внутренний двор кишел жизнью. По земле бегали куры, средь них важно прохаживались два кочета — старый матёрый с ярко-красным хохолком на голове и золотистым опереньем, и молодой, бело-коричневый, хохолок коего лишь пробивался на изголовье.

Старший золотистый кочет, ковырял цепкими когтями землю, пытался извлечь червяка и полакомиться им. Молодой же клевал просо из кормушки.

Подле хозяйственных построек стояло несколько клеток с тремя фазанами, десятком толстопузеньких перепелов, парой зайцев. Ладомира была наслышана, что Лесьяр частенько поставлял к столу княжича лесную живность.

Тут же стоял летний загон с козами — молодой пастух пригнал их с выпаса и вкупе с девкой-скотницей обихаживал живность в загоне. В сарае призывно мычали коровы с полным от молока выменем. Девка, закончив работу в загоне, поспешила к ним.

Из дальнего загона раздавалось дружное хрюканье — свиньи требовали сытного ужина.

Двор обволакивал лёгкий ароматный дымок, струившийся с крыши избы. Ладомира глубоко вдохнула — голод остро давал о себе знать. Она приблизилась к дому, толкнула тяжёлую дубовую узкую дверь с мощными медными петлями (на случай обороны), миновала выстланными домоткаными полосатыми дорожками с земляными полами сумрачные сени, свет проникал через небольшие оконца со слюдяными вставками. Ладомира распахнула ещё одну низкую дверь. Мастера сделала её такой не из экономии княжеских меркулов, а дабы зимой тепло не выходило из протопленной горницы.

Девушка вошла через дверь, кланяясь. В центре просторной горницы её взору предстал очаг, выложенный из дикого обработанного мастером камня. В нём жарко пылал огонь, на вертеле жарился молодой кабанчик. Стряпуха поливала его сурьей с травами, чтобы мясо пропиталось, стало мягким и вкусным. Над очагом крыша по-летнему раскрылась широким продухом для тяги дыма. Зимой продух закрывали, дым тянулся через открытую дверь. Зато когда дрова прогорали и дверь затворяли, в избе становилось тепло.

Крыша-стропа, собранная без потолка, виднелась только балка со стропилами-рёбрами. На рёбрах висели пучки лесных трав, отчего аромат жареного мяса перемежался с сурьей и многочисленными травами.

Подле очага располагался добротный деревянный стол, вдоль которого стояли широкие лавки, в случае необходимости припозднившимся гостям служившие ложем. Вдоль стены напротив стола возвышались деревянные полки, уставленные домашней утварью и глиняной посудой. Под нижней полкой стоял деревянный ларь, куда хозяйка убирала приготовленную пищу в случае надобности, дабы ей не привлекать грызунов.

Всё в жилище княжича дышало чистотой и уютом. Любава, молодая княжна и супружница Калегаста, слыла в Велегоше хозяйкой аккуратной, уборку делала в избе каждый месяц — стены, стол и полы сажей не зарастали.

К красном углу, что всегда располагался справа от окна, стоял прошлогодний дожиночный сноп. На нём сидела кукла, скрученная из соломы умелой рукой хозяйки, изображавшая богиню Мать Сыру-Землю. Кукла была обряжена в красную рубаху, подпоясанную тонким тканым пояском (отсюда у славян и появилось название — красный угол). По обе стороны от дожиночного снопа стояли ещё две соломенные куколки, обе в ярко-жёлтых одеждах — богини Жива и Мокошь. Рожаницы, богини судьбы (сёстры Живы и дочери Матери Сыра-Земли), обе в белом, прядущие на своих магических прялках и наматывающие нити судьбы на веретёна сидели на лавке, стоявшей тут же подволь стены, недалеко от своих родичей. Соломенные Рожаницы «держали» в руках небольшие вырезанные из дерева веретёна с намотанными на них выкрашенными в красный цвет льняными нитями.