– Пошевеливайся, – буркнули за спиной, и Росс прибавил шагу, спугнув купающихся в пыли воробьев.

Здание УВД, строгое, белое, шестиэтажное, надвигалось медленно и неумолимо. Возле запертой бронированной двери общались двое то ли гражданских, то ли оперов. Завидев Росса, один из них затушил сигарету, а второй сплюнул.

В сумеречном коридоре УВД пахло сыростью, к стене жались три потертых стула и сухонькая бабка в ядовито-зеленом платке. Бабка теребила файл с документами и причитала, причмокивая беззубым ртом. Дежурный проверил документы, протянутые сопровождающими, сделал запись в журнале, и лампа над решетчатой дверью мигнула зеленым.

Вправо и влево тянулись плохо освещенные коридоры с рядами одинаковых дверей. Свернули налево, остановились. Росс прочел табличку: «Старший следователь Константин Олегович Кошкин». Воображение тотчас нарисовало жирного плешивого мужичонку, зачесывающего челку на лысину.

От яркого света глазам снова стало больно, в нос шибануло табаком, лосьоном после бритья и чем-то тошнотворно-терпким. Росс прищурился. Стол напротив двери пустовал, старший следователь сидел под окном за вторым столом в дальнем конце кабинета, солнечные лучи обтекали его тело, и чудилось, что оно охвачено сиянием, как нимбом, так что лицо Кошкина было трудно разглядеть.

– Присаживайтесь, обвиняемый Савельев, – следователь указал на стул.

Росс воспользовался предложением и вытянул ноги. Он не мылся двое суток, и под левой лопаткой нестерпимо зудело. Следователь положил на стол ключи от наручников и принялся листать дело, изображая озабоченность:

– Ростислав… надо же, тоже Олегович. Статья 222-я, торговля оружием, до четырех лет лишения свободы, знаете, да?

Росс кивнул. Расстегнул наручники и положил на стол. Следователь совершенно не походил на то, что ожидалось увидеть. Это был мужчина средних лет, брюнет, с чуть раскосыми глубоко посаженными глазами, тонким хищным носом и выбритым до синевы массивным подбородком с крупной ямкой. Эдакий уличный котяра, матерый, битый в боях.

– Можно позвонить адвокату?

Кошкин проигнорировал вопрос и продолжил:

– Хотите сигарету?

– Спасибо, не курю.

– Как знаете, – следователь снова углубился в личное дело.

Росс знал, что дознаватели чаще всего разыгрывают два сценария: злой следователь и добрый. Второй сценарий срабатывал чаще: подозреваемый после многосуточной пытки «обезьянником» впервые сталкивался с человеческим отношением и готов был выложить что угодно, а если не выложить, то подписать. Кошкин пытался изображать доброго мента, но актером был никудышным, поэтому и на его лице, и в жестах читалось равнодушие. Он даже не смотрел на Росса. Подумаешь, надо еще одно дело «сшить» – ерунда! Скорый отпуск – дело гораздо более важное.

– Давайте поговорим как человек с человеком, без протокола? – предложил Кошкин и уставился на Росса грустными-прегрусными глазами, которые прямо кричали: «Как же вы все меня задолбали!»

– Хорошо, – Росс подался вперед. – Вы знаете, что дело сфабриковано. Я торгую макетами оружия, что законом не запрещено. Я вообще закон не нарушал. Зачем мне продавать боевые стволы, когда макеты стоят дороже? В двадцать пять у меня все есть – квартира, машина… Ну на фига мне рисковать?..

– А вот это, молодой человек, мне и предстоит выяснить.

«Хана, – подумал Росс, холодея. – Посадят. Ему велено меня посадить, и он будет искать, к чему прицепиться. Вскрыли посылку, заменили макеты ПМ боевыми стволами, и вот твоя камера, Росс! Пашку, который отправлял посылку, сейчас тоже, наверное, таскают. Чертово государство. Чертово общество. Надо было валить за бугор или Сектором заниматься, как большинство успешных людей…»

– Против вас, Ростислав, факты: три боевых ствола.