Тильте делает мне знак, ждать больше нельзя. Двое влюблённых полицейских могут полночи просидеть за двумя бутылками шампанского. А в салоне собирается всё больше народу. Так что мы обматываем Вибе тремя чёрными скатертями, собираем парочку килограммов канапе в полотенце, ждём, пока Буллимиллу позовут куда-то в другой конец салона, и тогда мы с Рикардом и Тильте катим замотанное скатертями кресло через весь зал.

Нас провожает заинтересованный взгляд Ларса и Катинки, и взгляд этот настолько пронзительный, что, наверное, мог бы разглядеть Вибе сквозь скатерти. Но, к нашему с Тильте удивлению, положение спасает Рикард.

— Я собираюсь петь, — объясняет он полицейским. — За ужином. Это моя передвижная сцена.

Мы благополучно пересекаем зал и оказываемся у двери в коридор, когда какой-то человек, шедший навстречу, отступает в сторону, чтобы дать пройти нашей маленькой процессии — оказывается, это Якоб Аквинас Бордурио Мадсен. Он не произносит ни слова. Но вы сможете представить себе, что происходит в его душе, если я скажу, что раздаётся звенящий звук, когда он роняет на пол чётки.

Последнее, что я слышу, когда мы выкатываем кресло в коридор, это слова Катинки.

— Ларс, — шепчет она. — Мы могли бы найти себе и другую работу. Например, в каком-нибудь садоводческом хозяйстве.

Я не успеваю услышать ответ, мы уже в коридоре.

Один из вопросов, по которым мы с Тильте, к сожалению, никак не можем прийти к согласию с мировыми религиями, это вопрос о том, насколько справедливо устроен мир.

Представьте себе: мы во весь опор несёмся к каюте Рикарда, и в тот самый момент, когда мы уже поворачиваем за угол и оказываемся в нужном нам коридоре, дверь его каюты вдруг открывается, и мы видим ламу Свена-Хельге, Гитте Грисантемум и Синдбада Аль-Блаблаба.

Нисколько не сомневаюсь, что всякому человеку приятно видеть, как Гитте, Синдбад и Свен-Хельге рука об руку идут по жизни, словно закадычные друзья — похоже, хороший настрой и сердечные взаимоотношения, которые благодаря нам с Тильте возникли во время нашей совместной поездки, по-прежнему сопутствуют им, а значит, есть все основания надеяться, что и доброжелательное отношение к нам, укреплению которого мы также способствовали, никуда не делось. Не очень понятно, правда, будут ли они так же хорошо относиться к нам минуту спустя, когда наткнутся на нас, и окажется, что мы на самом деле расхитители гробниц и осквернители праха.

Граф Рикард от ужаса застывает на месте, а Тильте, похоже, ещё не успела прийти в себя после встречи с Якобом Бордурио, так что ясно, что вся ответственность лежит на мне, в этот момент как раз и возникают сомнения во вселенской справедливости — ведь мы уже было решили, что шторм позади, а тут вдруг опять поднимается ветер.

Один из секретов крайнего нападающего состоит вот в чём: приходится много играть на грани офсайда — выжидаешь, как кот, но при внезапной разрезающей передаче следует вырываться вперёд, ещё до того, как мяч успевает оторваться от травы. Именно так я сейчас и действую. Ещё до того, как Свен-Хельге, Гитте и Синдбад закрыли за собой дверь и успели заметить нас, я тяну Тильте и Рикарда с Вибе в кресле назад, за угол, открываю ближайшую дверь, затаскиваю всех их внутрь какой-то каюты и закрываю за нами дверь.

Когда рассказываешь о столь злополучных событиях, как эти, то очень важно, чтобы тебя не заподозрили в желании просто развлечь читателей, вот почему я пользуюсь любой возможностью рассказать о нашем с Тильте изучении первоисточников высшей мистики. А тут сама собой представляется такая возможность. Ведь в комнате, где мы оказываемся, кромешная тьма, и поначалу я даже не могу найти выключатель. Как тут не вспомнить о том, что большинство духовных тяжеловесов, живших после изобретения электричества, говорили, что если тебе действительно удалось вырваться из тюрьмы, то сравнить это можно с тем, как будто к тебе в дом вдруг провели свет.