— То мы об этом пожалеем.

— Что вы имеете в виду? — спросила Энни.

— Только то, что если они не хотят это обсуждать даже с нами, то у них, должно быть, есть для этого важная причина.

— Так вы полагаете, что нам нужно об этом помалкивать?

Су Лин кивнула.

— Особенно после того, что пришлось испытать моей матери.

— И что, безусловно, пришлось бы испытать моей свекрови, — добавила Энни.

Су Лин улыбнулась и встала. Она посмотрела на свою невестку.

— Будем надеяться, что они оба не станут баллотироваться в президенты, иначе правда наверняка обнаружится.

Энни кивнула в знак согласия.

— Я вернусь первая, — сказала Су Лин, — чтобы никто не понял, что мы тут разговаривали.

— Ты нашла время пообедать? — спросил Нат.

Су Лин не успела ответить, потому что снова появился мэр, который держал в руке какую-то бумагу. Он выглядел менее озабоченным, чем когда пошёл к себе в кабинет. Дойдя до центра зала, мэр распорядился немедленно начать пересчёт. Удовлетворённое выражение у него на лице объяснялось не тем, что он плотно пообедал и выпил хорошего вина; наоборот, он отказался от обеда ради того, чтобы позвонить в Вашингтон в министерство юстиции и посоветоваться, что следует делать в случае ничейного результата.

Счётчики, как всегда, работали тщательно и педантично, и через сорок минут они получили тот же результат — голоса разделились поровну.

Мэр перечитал факс, полученный им из министерства юстиции, и, к общему изумлению, распорядился начать следующий пересчёт, который через тридцать четыре минуты подтвердил ничейный результат.

Когда старший клерк сообщил об этом мэру, тот начал медленно двигаться к сцене, пригласив с собой обоих кандидатов. Зрители, нетерпеливо ждавшие решения, быстро образовали проход, чтобы позволить мэру и двум кандидатам пройти: как будто Моисей простёр руку свою и расступились воды Мэдисона.

Мэр взошёл на сцену, а с ним — оба кандидата. Он остановился в центре, а кандидаты — с обеих сторон от него: Флетчер — слева, а Нат — справа, сообразно своим политическим взглядам. Когда микрофон вернули в первоначальное положение, мэр обратился к публике.

— Леди и джентльмены, воспользовавшись обеденным перерывом, я позвонил в Вашингтон в министерство юстиции, чтобы посоветоваться, как нам поступить в случае, если результат окажется ничейным. — В зале воцарилась тишина, какой не было с тех пор, как в девять часов утра открыли двери для публики. — И по этому поводу, — продолжал мэр, — я получил факс, подписанный министром юстиции, который подтвердил, что именно нам полагается сделать.

Кто-то кашлянул, и в наступившей тишине этот кашель прозвучал как извержение Везувия.

Мэр немного помедлил, прежде чем вернуться к факсу министра юстиции.

— Если на выборах губернатора один кандидат победил после трёх пересчётов, он должен быть объявлен победителем, каким бы малым ни было его преимущество. Но если после третьего пересчёта оба кандидата получат равное количество голосов, результат должен быть решён, — он помолчал, и на этот раз никто даже не кашлянул, — жребием.

Напряжение разрядилось, все стали говорить разом, пытаясь оценить значение этого указания, и только через минуту мэр смог продолжить.

Он снова подождал полной тишины и вынул из кармана жилета серебряный доллар. Он положил его себе на поднятый большой палец и посмотрел на обоих соперников, словно прося их согласия. Оба кивнули.

Один из них сказал:

— Орёл.

Он всегда выбирал орла.