Мы просидели долго, обмениваясь мыслями, как две сверстницы. Я забыла о ее годах, и, похоже, она тоже не думала о моих. Мне давно не было так хорошо. По все же я не забыла, зачем я здесь.

– На самом деле я пришла, чтобы спросить о… о моем брате, – сказала я, и сразу же почувствовала, как фальшиво это прозвучало.

Я уже привыкла лгать и свободно говорила в замке о «моем брате», «Карле» или «Карлосе». Вряд ли я даже об этом задумывалась. Но лгать Вещей Сигрид, слепому человеку! Мне стало стыдно.

Она поднялась и подошла к скульптуре, стоявшей посредине комнаты.

– Может, тебе интересно, над чем я сейчас работаю? – спросила она. – Это портрет. Хочешь посмотреть?

– Конечно, с удовольствием.

Скульптура была обернута влажной ветошью.

– Она еще не совсем готова, – сказала Сигрид, принимаясь снимать ветошь. – Но осталось немного. Иначе я бы ее не показала.

Я подошла к ней с бьющимся от волнения сердцем. Видеть, как она снимает пелену за пеленой, было все равно что наблюдать за бабочкой, выбирающейся из кокона.

Когда кусок ткани лег на пол, Сигрид медленно повернула подставку, чтобы свет падал на ее работу со всех сторон.

– Не знаю, достаточно ли здесь света. Так хорошо видно?

– Спасибо, хорошо, – прошептала я, чувствуя, как задрожал мой голос. Да ведь это…

Да, передо мной была Каролина. Настоящая Каролина. Не Карл. И не Карлос. А та самая Каролина, какой она было до того, как стала играть свою роль! Но как такое могло случиться? Ведь для портрета нужно позировать, а Каролина никогда этого не делала.

И все же это была Каролина. Ее полное тайны лицо, ее улыбка – все, что я так хорошо знала. Голова была слегка запрокинута, и я могла разглядеть малейшие черточки ее лица. Дрожь пробрала меня с головы до ног. Скульптура выглядела настолько живой, что мне казалось, я слышу, как пульсирует кровь в тонких жилках у виска, и чувствую тепло дыхания.

Сигрид легонько прикоснулась к скульптуре, провела по ней пальцами.

– Узнаешь, Берта, кто это?

– Да…

– Ну и как, похоже?

Я хотела ответить, но голос меня не слушался. Она заметила мое замешательство и спокойно сказала:

– Можешь не отвечать. Я понимаю… Но, поскольку все, что я делаю, я могу ощутить только руками, мне, конечно, интересно, насколько это похоже на то, что видят другие. То есть насколько точным получается сходство, когда зрение тебе заменяют руки.

Она покрутила подставку, и на скульптуру снова с разных сторон упал свет. Конечно, она была похожа! Просто живая Каролина!

Сигрид вернулась к чайному столику.

– Может, присядем еще на минутку? – спросила она.

Но я даже представить не могла, как продолжать разговор рядом с этим портретом, смотрящим прямо на меня. Все равно как если бы Каролина была здесь собственной персоной. Я призналась в этом Сигрид.

– Это лучшая оценка, какую только можно получить!.. Спасибо, милая Берта! – засмеялась она и начала снова оборачивать скульптуру ветошью. Я помогла ей, а потом мы совместными усилиями перенесли скульптуру в соседнюю комнату. Теперь, когда я знала, что под мокрыми тряпками скрыто лицо Каролины, я чувствовала бы себя неловко, видя его прямо перед собой.

Мы вернулись на прежнее место, и Сигрид налила еще по чашечке чаю. Никто не проронил ни слова. Молчание прервала Сигрид.

– Ты не должна беспокоиться, Берта. Ничего страшного не произошло. Но эта скульптура, как ты видишь, – портрет девушки. Я не могла не заметить, что твой брат на самом деле – девушка. Я поняла это, кстати, когда мы встретились с ней впервые – на моем дне рождения, то есть год назад.