Изменить размер шрифта - +
Жизнь, где дети незаметно вырастают, и ты гордишься ими и радуешься, что у них появляются свои семьи. А потом – звонкий смех внуков и сознание, что жизнь прожита не зря. Покойная старость и такой же покойный отход в мир иной... Все это могло бы стать моей жизнью.
    Но ради тех, кого я люблю, ради тех, кого не знал и не узнаю, я не имею права избрать эту дорогу. У меня совсем другая судьба.
    Меня ждет одинокая жизнь, лишенная женской любви и детского смеха (пока Влад жив, моему потомству будет грозить опасность). Меня ждут десять тысяч дней, проведенных среди угрюмой тишины кладбищ в охоте за "потомством" Влада. Десять тысяч ночей я проведу в трущобах чужих городов, спасая незнакомых людей все от того же "потомства".
    Возможно, мне понадобится не один десяток лет, прежде чем я обрету силы для завершающего сражения.
    Я без колебаний избираю этот путь, на который еще не ступала нога человека. Я пойду по нему, чтобы жизненные дороги других людей были прямыми и безопасными, а их сны не наполняли кошмары. Это единственная возможность спасти моих близких, чья кровь взывает ко мне, стекая с рук Колосажателя.
    Justus et pius.
    Я отомщу за всех.
   
 
 
   
    Эпилог
   
   ДНЕВНИК МЕРИ ЦЕПЕШ-ВАН-ХЕЛЬСИНГ
   13 февраля 1872 года
   Наконец Брам вернулся...
   Казалось бы, я должна испытывать несказанную радость. Все страхи остались позади. Сын, с которым было сопряжено столько опасностей и ради которого принесено столько жертв, опять рядом со мною.
   Но какой ценой куплено все это? Какой немыслимой ценой?
   Герда давно уже обосновалась в моей спальне. Я боюсь оставлять ее одну, особенно по ночам. Часто в самую глухую полночную пору меня будит ее звонкий смех. У меня начинает колотиться сердце. Я сажусь на постели и слушаю. Этот голос мне хорошо знаком, и принадлежит он не Герде, а сестре Аркадия. Иногда в голосе Жужанны слышится раздражение, а бывает, она начинает сердито кричать.
   Я знаю, на кого она кричит. На него. Он продолжает ходить по земле. Сколько ночей я лежала в темноте и тихо плакала, напрасно ожидая услышать хоть что-то о своих близких.
   Чуть более двух недель назад Герда вдруг вскочила с постели и страшно закричала голосом Жужанны.
   Я мгновенно проснулась. Герда стояла посреди спальни. Белая ночная рубашка делала ее похожей на призрака. Она обхватила голову руками, широко расставив локти. На бледном лице двумя бездонными колодцами темнели ее глаза.
   – Убийца! Ты убил моего ребенка! Ты заплатишь мне сполна!
   Герда упала на колени и зарыдала. Сквозь всхлипывания прорывались слова:
   – Ян... Ян... милый мой малыш...
   Я слушала, оцепенев от ужаса. Сначала меня прошиб пот, затем, невзирая на теплое одеяло, я затряслась от холода. Стенания Герды не прекращались. Они разрывали мне сердце. Я больше не могла оставаться в постели и, спешно нацепив шерстяные носки, ступила на холодный пол и опустилась рядом с Гердой.
   – Герда, дорогая, кто убил Яна? Кто? Я должна знать.
   Она меня не слышала. Взяв Герду за подбородок, я приподняла ее лицо. Глаза невестки бессмысленно блуждали, губы шевелились, но из них не вырывалось ни звука. Она вернулась в свое обычное состояние.
   Из письма Брама я уже знала о смерти внука. Теперь я хотела знать имя убийцы. В письме об этом не было ни строчки, не было там ничего и о судьбе Стефана. И сейчас, скорбя о гибели своего единственного внука, я одновременно тешила себя надеждой: если Брам не написал про смерть брата, вдруг Стефан жив.
Быстрый переход