— Эх, старина! Я пришел за делом, а не для того, чтоб желать тебе доброго вечера.
— Если за аптечным делом, то извините, я уже не занимаюсь аптекой, — возразил Скальский.
— С чем и поздравляю, — сказал доктор, — значит, ты догадался, что тебе это давно следовало сделать, ибо у тебя нет ни способностей, ни призвания к ремеслу.
— К ремеслу? Скорее к искусству, — поправил Скальский.
— Ну, хоть и к искусству, — молвил доктор. — Значит, ты продал и аптеку, и искусство?
— Нет; но завтра еду в Варшаву, где ожидает меня контрагент.
— Хорошо. А что тебе дают?
— Что дают? — повторил Скальский в смущении. — А для чего вам это?
— Может быть, я дал бы больше или меньше.
— Но ведь доктор не может быть аптекарем.
— Но я могу иметь аптекаря. Представь себе, Скальский, как выгодно иметь в руках аптеку, кормить пациентов без меры лекарствами и класть в карман деньги и за визиты, и за медикаменты! А?
Скальский посмотрел на Милиуса с изумлением; он ничего не понимал.
— К чему эти шутки? — сказал он.
— Я нисколько не шучу относительно приобретения аптеки! — воскликнул доктор. — Конечно, сам я ее не куплю, но серьезно, У меня есть покупщик. Что за нее возьмешь?
— Серьезно? — спросил Скальский.
— Без шуток.
— Вот ведомость, — сказал смягчившийся неожиданно аптекарь, — здесь цены материалам показаны самые умеренные. Кладовая наполнена: нет медикамента, которого бы вы не нашли, — выбор отличный, и все это свежее. В доказательство скажу, что я ежегодно сам ревизовал все в подробности и что только было испортившегося — без сожаления выбрасывал в канаву.
— Знаю, — отвечал доктор, — потому что в прошлом году выбросил ты nux vomica, которую дети подобрали и едва не отравились.
— Правда, правда, — прибавил с жаром аптекарь. — Покажи мне другого аптекаря, который принял бы подобную жертву для славы своего заведения!
Доктор улыбнулся, развернул ведомость и взглянул на нее.
— А что же будет стоить дом? — спросил он.
— Цена не очень велика, скажу, не хвастая! — воскликнул аптекарь, в сущности, любивший похвастать. — Потому что это не дом, а настоящее маленькое палаццо, устроенное с таким комфортом, какого не найдешь в деревне. Угодно посмотреть?
— Ты забываешь, любезный Скальский, что твой дом я знаю так же хорошо, как и тебя.
— Вот ведомость и цена, — сказал аптекарь.
— А вместе это составит порядочную сумму, — сказал доктор, складывая обе стоимости. — Уступишь что-нибудь?
— Ни гроша! — отвечал Скальский.
— В таком случае не продашь, — заметил холодно Милиус, положив бумаги и потянувшись за шляпой.
Скальский смутился.
— Подожди, — сказал он, — поговорим по-человечески.
— Нет, любезнейший, — прервал Милиус, — я знаю, что это значит, по-человечески: будем несколько часов надрывать горло, стараясь склонить друг друга, — ты рассчитывал взять больше, а я дать как можно меньше. Мне это не с руки. Ты меня знаешь и знаешь, что я желаю тебе добра, что я никому в жизни не намерен вредить и не хочу пользоваться ничьим неблагоприятным положением. Говори последнюю цену: если можно, я дам, а нет — так нет!
Скальский закусил губы, снял очки и начал их вытирать, желая выиграть время; он боялся упустить готового покупщика, потому что другого пришлось бы на самом деле — отыскивать. |