— Благодарю.

Спрыгнув с забора, девочка, как заяц, побежал в кусты и скрылась в грядке, засаженной высокими бобами.

Валек веселее возвращался в город. Погода разгуливалась, вечер снова быль прелестный; месяц, словно обмытый, выходил из-за дальнего леса. Лузинский вовсе не спешил к пани Поз и потому шел медленно, думая о своей судьбе и выбирая сухие тропинки. На песчаной почве предместья не осталось уже почти и следов дождя, вода сбежала, вошла в землю, и дорожки просыхали. Между тем, вызванные прелестью вечера, начали показываться гуляющие. Тяготясь встречи с посторонними, Валек решил избрать окольный путь и отправился сзади огородов.

Здесь извивался ручеек, обсаженный обрубленными вербами, отделяя сады и огороды от луга, и этим путем ходили иногда днем люди на работу, но вечером дорожка была довольно пустынная. Валек чрезвычайно удивился, когда увидел в одном с ним направлении шедшего мужчину, которого он не узнал сразу; подойдя ближе, он тотчас же распознал незнакомца, который, по слухам, только что купил аптеку у Скальского.

Шел он один, очень тихо, задумчивый и, может быть, в свою очередь избегая встречи и сообщества. Оборотясь и заметив Лузинского, он остановился. Валек думал, что незнакомец желает дать дорогу, так как в этом месте двум было тесно, и поспешил пройти, нарочно отворачивая голову, но доктор Вальтер сам зацепил его вежливым приветствием.

— Добрый вечер, — отвечал Валек, несколько поворотившись.

— И превосходный вечер, — заметил кротко незнакомец, как бы завязывая разговор.

Любопытный Валек даже рад был похвастать знакомством с доктором Вальтером, и потому остановился.

— Я принужден был переждать бурю в избушке за городом, — сказал он.

— Знаю, — отвечал Вальтер, — потому что сам укрывался от нее напротив, и вас видел. Вы избрали себе самую убогую лачугу.

— Было не до выбора, — отвечал Лузинский, — буря наступила неожиданно, и хотя была не продолжительная, но страшная.

— Кто не видел штормов в Индийском океане и бурь в Китайских заливах, тот о бурях вообще не может говорить, — отозвался незнакомец, как бы нарочно продолжая.

— Картины должны быть великолепные.

— Величественны, как выражение мировых сил, среди которых человек и жизнь кажутся ничтожным, — молвил Вальтер. — Только во время таких потрясений можно понять, какое малое значение имеет наша жизнь для Вселенной, в которой кипят неодолимые силы.

Валек молча шел тихо, давая поравняться собеседнику, ибо тропинка расширилась, и они могли идти рядом, хотя Лузинскому и приходилось часто ступать по мокрой траве. Но любопытство не дозволяло ему оставить человека, который первый заговорил с ним.

— Кажется, я не ошибаюсь, — сказал через несколько минут Вальтер, — и вы воспитанник доктора Милиуса, с которым я недавно имел удовольствие познакомиться.

— Да, бывший воспитанник, — мрачно сказал Валек.

— А теперь?

— Мы с ним рассорились, и он меня выгнал из дому.

Вальтер знал, в чем дело; но ему хотелось, чтоб молодой человек сам рассказал о происшествии, и ему нетрудно было навести последнего на признание. Разумеется, Лузинский смотрел на дело со своей точки зрения.

Так дошли они до города, и Вальтер, подходя к своему дому, пригласил к себе молодого спутника, который тотчас же принял приглашение.

Войдя в кабинет Вальтера, Лузинский не выразил никакого удивления относительно необыкновенной его обстановки и, усевшись в кресло, занялся беседою с оригинальным хозяином. Многое перебрали они; наконец речь зашла о том, чем готовился заняться молодой человек, которому предстояло начать новый образ жизни.