— Но, уважаемый доктор, я решительно не думаю обвиваться ни вокруг пня, ни вокруг ветви, потому что первый раз в жизни видел эти полузасохшие ветви, и по всей вероятности во второй раз уже не увижу.

— Но для первого раза вы были очень смелы, — заметил доктор.

— Может быть, они, или скорее одна из них. Я объясняю это себе тем, что они должны быть чрезмерно несчастливы.

Вальтер нахмурился.

— Может быть, и несчастливы, но в их несчастья не следует вмешиваться нам, людям другой крови, другого происхождения. Мы их не спасем, а себя погубить можем.

Валек не отвечал; в эту минуту и Вальтер, и его право учения показались ему несносными.

— Во всяком случае вы возвращаетесь в город? — спросил Вальтер, как бы угадывая мысли своего собеседника.

— Не знаю, кажется, следовало бы.

— Непременно, и пойдемте вместе со мной, — сказал Вальтер серьезно. — Одиночество вредно для молодого человека. В свет, к деятельной жизни, в горячий водоворот — вот лекарство! Но пойдем, — настаивал доктор, видя нерешительность Валека, — я вас здесь не оставлю. Жалко и один день молодости пролежать под деревом.

Лузинский, подчиняясь непостижимому для него обаянию Вальтера, медленно встал и молча поплелся за ним в город.

Пани Поз сделала ему сцену, уверяя, что он ходил в предместье для свидания с белокурой девочкой. Лузинский едва не расхохотался и подумал, что, может быть, следовало бы переехать с квартиры, которая хотя и была предложена ему сперва с такой благосклонностью, но, казалось, угрожала спокойствию.

У пани Поз глаза были красны и лицо сердито. Но что начать и куда переехать?

XIII

Описанные происшествия производили неслыханное впечатление в городке, в котором жизнь шла тихо и однообразно. Люди, привыкшие ложиться и вставать по башенным часам, видеть известные лица в известных костюмах, сгибаясь под тяжестью новостей и необычайных событий, грозили изменить физиономию этого: спокойнейшего в мире уголка. Аптека была продана, и кому же?. Какому-то загадочному человеку, пришельцу, которого никто не знал; Скальские переезжали в деревню; какой-то галицийский барон жил неизвестно для чего, сносясь таинственно с различными особами; честнейший в мире человек, Милиус, выгнал из дома воспитанника, которого любил, как родного сына, и сироту приютила пани Поз. Пан Рожер посещал Горцони, где принимали множество посланцев, рассылали с письмами; наконец, словно упал с неба и сам доктор Вальтер, и как личность, никому не известная, заинтриговал самых равнодушных.

Местные жители не могли жаловаться на недостаток занятий, и языки также работали от утра до вечера. Секретарь и почтмейстер, разгадывая эти общественные иероглифы, засиживались у пани Поз далеко за полночь, приказчик заслушивался, Ганка и Юзя, пожимая плечами, приставляли уши к замочной скважине, пани Поз вздыхала, Горцони принимал серьезную и таинственную мину, и даже Шпетный догадывался о различных будущих комбинациях, вследствие которых мог увеличиться сбыт шампанского, и с этой целью позаботился о припасении его на всякий случай.

Городок кипел и волновался внутри, хотя внешне и казался спокойным.

Равнодушнее всех смотрел на это, может быть, один архитектор Шурма; ничто его не занимало: он смеялся, слушая сплетни, пожимал плечами и регулярно в урочный час принимался за работу. Отправив довольно невежливо Валека, который хотел поселиться у него, он уже больше не виделся с ним, но получал аккуратно сведения обо всех его действиях, так же как и обо всех городских происшествиях.