Ее окружали апельсиновые деревья, не слишком высокие и не слишком часто растущие, чьи оранжевые шары казались таинственными в глубине листвы. Земля была недавно обработана, засеяна и лежала, открытая небу.

Коричневая и мягкая, она прильнула к ней. Почва была сырой, но нагретой солнцем.

Послышался шум крыльев. Чья-то тень на мгновение закрыла Лауру.

Летящий опустился, Айат узнала Драуна.

Его гребешок был напряжен. Каждое перышко вокруг усмехающегося рта говорило: «Я надеялся, что смогу вот так и найти тебя, после того что случилось».

— Нет! — Жалобно бросила она и расправила крылья, намереваясь улететь.

Драун уверенно двинулся вперед, широко расставив руки и изогнув пальцы.

— Прекрасная, прекрасная, — произнес он. — Хкр-р-р!

Ее крылья качнулись. Поток воздуха принес силу, но не ее силу. То была иная энергия, потрясающая ее до основания.

— Водан! — Взмолилась она и вдруг оказалась на крутящейся земле.

Подъем был медленным и неуклюжим. Драун настиг ее и сомкнул когти вокруг ее алатана. Они упали вместе.

Она царапнула его по лицу и потянулась за ножом. Он поймал ее за обе кисти и притянул к себе.

— Ты ведь не хочешь этого на самом деле! — Его дыхание ударило в ее ухо.

— А теперь? — Он обвил руками ее шею и крепко сжал ее в объятиях.

Распростершись, его крылья снова скрыли собой солнце, и перышки опустились ей на глаза.

Ее крылья скрылись под его оперением.

Она так плотно смежила веки, что темнота под ними заполнилась пляшущими бесформенными огнями.

«Водан, — пронеслось где-то среди гула, — я делаю вид, будто это ты».

Но Водан ни за что не ушел бы сразу после случившегося, оставив ее в горечи царапающей землю, дрожащей. Такой и нашел Айат Аринниан.

Тэбби еще спала. Холм еще искал свою несчастную подругу. Драун недавно улетел, обронив замечание, что хочет, если сможет, помочь в поисках. Все остальные разошлись по делам. Земля покоилась в лучах утреннего солнца.

Рошфор потихоньку пробрался в спальню. Табита принадлежала к тем немногим женщинам, которые хорошо выглядят в этот час. Крупное тело, коричневая кожа слишком упруга, чтобы запасть или опухнуть. Короткие белокурые волосы так разбросали свои завитки, что его пальцы так и тянулись поиграть с ними. Она дышала глубоко, уверенно, не сопела, хотя губы ее чуть-чуть разошлись, обнажив белую полоску зубов.

Когда он склонился над ней, то не ощутил никакого кислого запаха, только нежный, девичий. И увидел следы засохших слез.

Рот его искривился, но боль в прикушенной губе не была такой уж сильной, не то, что в сердце. Она плакала из-за него, когда они вернулись домой.

— Сегодня тебе, конечно же, нельзя, — прошептала она, согнув руку в локте и склонившись над ним, в то время как пальцы другой ее руки бегали по его щеке и груди. — А со всеми этими беспокойствами и несогласием — и подавно. Ты же так измучился! Не расстраивайся! Ты сам не знаешь, какая для тебя это травма. Подожди до завтра или до следующей ночи, Фил! Перед нами целая жизнь!

«Самая мучительная часть кошмара в моей душе — это то, что я не могу сказать тебе, почему я так тяжело это перенес, — подумал он. — Если я поцелую тебя. Но ты можешь проснуться. О, святой Джоан, сожженный за ее народ, помоги мне!»

Он понял, что если помедлит еще, она действительно может проснуться.

Он медленно досчитал до ста, прежде чем выскользнул из комнаты.

Крыши строений, возвышающихся за ним, казались невозможно четкими на фоне неба, в котором властвовали только солнце и свежий ветерок. Мягкие зеленые и голубые краски сверкали так, как будто были ярко-алыми.