Изменить размер шрифта - +
У него в ухе сигнал – полный помех – по прежнему передавал все то же сообщение. Теперь оно стало более четким, чем за пределами системы, но по прежнему к нему больше ничего не прибавилось. Он регулярно отправлял ответы, пытаясь спровоцировать нечто новое в продуманной научной игре, формулируя запросы на официальном Имперском С, в надежде показаться именно тем контактом, к которому взывал маяк.

Неожиданное движение рядом заставило его вздрогнуть: на соседнее кресло плюхнулась Лейн.

– Как жизнь в техническом?

Он вынул наушник.

– Нам не полагалось заниматься людьми, – проворчала она. – Приходится размораживать около пяти сотен гробов из трюма, чтобы их отремонтировать. А потом придется сообщать пяти сотням только что разбуженных колонистов, что им надо возвращаться обратно в морозильник. Пришлось вызывать безопасников. Все отвратительно. Ну что, ты хоть понял, о чем там говорится? Кто терпит бедствие?

Холстен покачал головой.

– Это не совсем так. Ну… вообще то так. Он говорит, что он – аварийный маяк. Он просит о помощи, но конкретики нет. Это – стандартный сигнал, который использовался для этого в Старой Империи: он должен быть ясным, настойчивым и безошибочно распознаваться… при условии, конечно, что ты принадлежишь к той культуре, которая его создала. Я знаком с ним только потому, что наши первые космонавты смогли реактивировать кое что из того, что нашли на земной орбите, и экстраполировали назначение по контексту.

– Ну так скажи ему: «Привет!» Дай знать, что мы его услышали.

С глубоким вздохом раздраженного ученого он уже готов был разродиться педантичным: «Дело же не…», но, поймав ее хмурый взгляд, передумал.

– Это автоматизированная система. Она ждет такого ответа, который будет ей знаком. Это не похоже на те посты прослушивания, которые работали у нас за пределами системы, выискивая любой упорядоченный сигнал. Но даже и они… меня они никогда особо не убеждали: я не верил, что мы обязательно опознаем передачу чужаков. Это слишком прочно основано на нашей уверенности в том, что чужаки в чем то будут похожи на нас. Это… ты знакома с понятием культурной специфичности?

– Нечего читать мне лекции, старик.

– Это… слушай, прекращай это, а? Я на сколько тебя старше? На семь лет? На восемь?

– Ты все равно самый старый человек во вселенной.

Слыша такое, он очень ясно осознал, что искренне не понимает, в каких они находятся отношениях. «А может, в тот момент я просто оказался последним мужчиной в мире. Или максимум это были мы с Гюином. Как бы то ни было, это, похоже, теперь значения не имеет».

– Ну а ты то сколько бодрствовала до того, как меня разбудили? – поддел он ее. – Продолжай работать сверхурочно, и очень скоро меня догонишь, так ведь?

Лейн не нашлась с ответом, и когда он посмотрел на нее, то увидел задумчивое вытянутое лицо. «Так в цивилизации быть не должно, – подумал он. – Но, конечно, мы ведь сейчас нечто иное. Мы – цивилизация в процессе переезда, собирающаяся продолжиться где то на новом месте. Возможно, здесь. Мы – последний черенок старой Земли».

Молчание между ними затянулось, и он понял, что не может его нарушить – пока Лейн резко не встряхнулась со словами:

– Значит, культурная специфичность. Поговорим о ней.

Он был ей глубоко благодарен за этот спасательный крут.

– Итак, я знаю, что это – аварийный маяк, но только потому, что мы прежде уже сталкивались с имперскими технологиями, и в достаточно широком контексте, чтобы сделать некие предположения, хотя некоторые все таки могут оказаться ошибочными. И это не инопланетяне: это мы, наши предки. А они, в свою очередь, не обязательно распознают наши сигналы.

Быстрый переход