И то, и другое. Короче, все перечисленное, – сказала я. И, на случай если недостаточно ясно выразилась, добавила: – Не хочу ходить в «Макдоналдс», не хочу жить в пригороде и не хочу иметь детей.
Рановато я столько на него вывалила, особенно в нашем возрасте. И мне, и Бену уже исполнилось тридцать один – достаточно взрослые, чтобы тема детей прочно закрепилась в мужском списке вопросов, неподходящих к обсуждению в начале знакомства. Неподходящих в том смысле, что женщина априори желает стать матерью. А если не желает, то озвучивание этого факта сродни признанию в близкой дружбе с Анной Курниковой и регулярной совместной практике секса втроем на первых же свиданиях. Другими словами, после такого откровения ваш кавалер, скорее всего, не станет рассматривать вас как потенциальную жену, но с удовольствием начнет с вами встречаться. Потому что женщина за тридцать, не стремящаяся родить ребенка, означает отсутствие давления, а большинство холостяков находят отсутствие давления приятным и именно поэтому стараются крутить с двадцатилетними. Так мужчины обеспечивают себе люфт, возможность свободно вздохнуть, не заморачиваясь долгосрочными обязательствами.
С другой стороны, я понимала, что теперь сразу же окажусь дисквалифицирована в сфере долговременных отношений, как уже было со многими мужчинами в моей жизни. Как ни крути, большинство людей – и мужчин, и женщин – расценивают нежелание обзаводиться детьми как нарушение контракта. По меньшей мере я рисковала показаться холодной и эгоистичной, а эти два качества определенно не возглавляют список «чего хотят мужчины».
Но в сумасбродном мире свиданий я научилась придерживаться откровенности в разговорах о жизненных приоритетах и позициях. Нежелание иметь детей было неплохим преимуществом. Я не сходила с ума из-за печально знаменитых «тикающих биологических часов». Не коллекционировала галочки в жизненном плане. И, как результат, могла себе позволить такую роскошь, как искренность. Кристальную честность с самого начала знакомства.
Поэтому, озвучив Бену свое видение детского вопроса, я затаила дыхание, опасаясь увидеть до боли знакомый критический взгляд. Но Бен лишь улыбнулся и воскликнул «Согласен!» таким ликующим и восхищенным тоном, каким люди обычно говорят о потрясающих совпадениях. Вроде того случая, когда в одном из лондонских пабов я столкнулась со своей учительницей из начальной школы. Возможно, шанс узнать на первом свидании об обоюдном нежелании иметь детей не так ничтожен, как встретить в баре на другой стороне океана учительницу, с которой не виделась двадцать лет. Но все равно, не каждый день попадается человек, стремящийся завязать моногамные полноценные отношения и одновременно отказывающийся от, казалось бы, обязательного стремления познать чудесный мир родительства. В выражении лица Бена читалось полнейшее понимание моих мыслей.
– А ты когда-нибудь замечала, как пары спорят, когда лучше обзаводиться детьми: раньше или позже? – серьезно спросил он.
Я кивнула, пытаясь определить цвет его глаз: приятное сочетание бледно-зеленого и серого с темным кольцом вокруг радужки. Он был красив, но помимо изящного носа, густых волос и атлетического телосложения в нем проглядывало нечто неуловимое, что моя лучшая подруга Джесс называла «искрой». Его лицо было живым и смышленым. Один из тех мужчин, увидев которого в метро, жалеешь, что не знакома с ним, и невольно смотришь на безымянный палец левой руки.
– И главным аспектом каждого из таких обсуждений является свобода, верно? – тем временем продолжил Бен. – Свобода, которой можно наслаждаться либо в первой половине жизни, либо во второй.
Я снова кивнула.
– Что ж, – подвел черту Бен и прервался, чтобы глотнуть вина. – Если весь смысл рожать рано, чтобы отстреляться поскорее, а поздно – успеть пожить для себя пока молодые, то разве из этого не следует, что разумным сочетанием обоих подходов является отказ от деторождения вовсе?
– Не могу не согласиться, – сказала я и подняла бокал, намереваясь выпить за мировоззрение Бена. |